|
После этого она кинулась к мастеру и, обхватив его руками за шею, стала целовать его в губы, в нос, в щёки. Вихры неприглаженных волос прыгали у того на лбу и щёки загорались под поцелуями. – Ты – ведьма! – сказал отдышавшись мастер. – А я и не отрицаю, – ответила Маргарита, – я – ведьма и очень этим довольна». Маргарита прижалась к нему и заговорила нежно. – В следующей рукописной редакции: «Когда она утихла, она заговорила серьёзно, и, говоря, сползла с дивана, подползла к коленям мастера и, глядя ему в глаза, заговорила, обнимая колени. – О, как ты страдал! Как ты страдал, мой бедный. Смотри, у тебя седые нити и вечная складка у губ. Не думай, не думай ни о чём! Я умоляю тебя! И я ручаюсь тебе, что всё будет ослепительно хорошо! Всё. Верь мне! – Я ничего не боюсь, пойми, – ответил ей шёпотом мастер, – потому что я всё уже испытал. Меня ничем не могут напугать, но мне жалко тебя, моя Марго, вот почему я и говорю о том, что будет… Твоя жизнь… Ты разобьёшь её со мною, больным и нищим… Вернись к себе… Жалею тебя, потому это и говорю… – Ах, ты, ты, – качая растрёпанной головой, шептала Маргарита, – ах ты несчастный маловер!.. Я из-за тебя нагая всю ночь тряслась, глядя на удавленных, зарезанных, я летала вчера, я полтора года сидела в тёмной каморке, читала только одно – про грозу над Ершалаимом, плакала полтора года, и вот, как собаку, когда пришло твоё счастье, ты меня гонишь? Я уйду, но знай, что всё равно я всю жизнь буду думать только о тебе и о Понтии Пилате… Жестокий ты человек, – она говорила сурово, но в глазах её было страдание. Горькая нежность поднялась к сердцу мастера, и, неизвестно почему, он заплакал, уткнувшись в волосы Маргариты. И она, плача, шептала ему, и пальцы её бродили по вискам мастера. – Нити, нити! На моих глазах покрывается серебром голова, ах, моя, моя много страдавшая голова!.. Глаза, видевшие пустыню, плечи с бременем… Искалечили, искалечили, – её речь становилась бессвязной, она содрогалась от плача. Луч ушёл из комнаты, оба любовника, наплакавшись, замолчали. Потом мастер поднял с колен Маргариту, сам встал и сказал твёрдо: – Довольно! Я никогда больше не вернусь к этому, будь спокойна. Я знаю, что мы оба жертвы своей душевной болезни или жертвы каких-то необыкновенных гипнотизёров. Но довольно, пусть будет, что будет! Маргарита приблизила губы к уху мастера и прошептала: – Клянусь тебе жизнью твоею, клянусь тебе копьём сына звездочёта, тобою найденного, тобою угаданного, твой заступник – Воланд! Всё будет хорошо. – Ну и ладно! – отозвался мастер, но всё-таки добавил: – Конечно, когда люди так несчастны, как мы, они ищут спасения у трансцендентной силы…» — 332 —
|