– Из Кериота! – пламенно сказал Иван. – Откуда вы знаете? – удивлённо вопросил гость, а Иван, отирая слёзы, признался, что знает и больше, но вот горе, вот увы! – не всё, но страстно желает знать, что случилось дальше-то после того, как Ешуа двинулся с лифостротона, и был полдень. И что всё неважно, и ловить этого удивительного рассказчика тоже не нужно, а нужно слушать лёжа, закрыв глаза, про Ешуа, который шёл, обжигаемый солнцем, с лифостротона, когда был полдень. – За полднем, – заговорил гость, – пришёл первый час, за ним второй час, и час третий, и так наконец настал самый мучительный – час шестой. На Лысой горе Настал самый мучительный час шестой. 173 Солнце уже опускалось, но косыми лучами всё ещё жгло Лысую Гору над Ершалаимом, и до разбросанных камней нельзя было дотронуться голой рукой. Солдаты, сняв раскалённые шлемы, прятались под плащами, развешанными на концах копий, то и дело припадали к вёдрам и пили воду, подкислённую уксусом. Солдаты томились и, тихо ворча, проклинали ершалаимский зной и трёх разбойников, которые не хотели умирать. Один лишь командир дежурящей и посланной в оцепление кентурии Марк Крысобой, кентурион-великан, боролся со зноем мужественно. Под шлем он подложил длинное полотенце, смоченное водой, и методически, пугая зеленоватых ящериц, которые одни ликовали по поводу зноя, ходил от креста к кресту, проверяя казнимых. Холм был оцеплен тройным оцеплением. Вторая цепь опоясывала белёсую гору пониже и была реже первой, а у подножия горы, там, где начинался пологий подъём на неё, находился спешенный эскадрон. Сирийцы пропускали всех граждан, которые желали видеть казнь троих, но смотрели, чтобы ершалаимские жители не скоплялись бы в большие толпы и не проходили бы с какой-нибудь поклажей, не учиняли бы каких-либо демонстраций. А за вторую цепь уже не пропускали никого. Бдительность спешенных сирийцев, повязанных чалмами из мокрых полотенец, во вторую половину дня была, в сущности, излишней. Если в первые часы у подножия холма ещё были кучки зевак, глядевших, как на горе поднимали кресты с тремя пригвождёнными и устанавливали громадный щит с надписью на … языке «Разбойники» 174, то теперь, когда солнце уходило за Ершалаим, караулить было некого. Меж сирийской цепью и цепью спешенных легионеров находились только какой-то мальчишка, оставивший своего осла на дороге близ холма, неизвестная старуха с пустым мешком, которая, как она бестолково пыталась объяснить сирийцам, желала получить какие-то и чьи-то вещи, и двух собак – одной лохматой жёлтой, другой – гладкой запаршивевшей. — 195 —
|