|
Но лишь только первая машина поравнялась, замедляя ход, с предыдущим домом, окно в нём разлетелось, стёкла брызнули на тротуар, высунулся кто-то в бакенбардах с патефоном в руках и рявкнул басом: – Горим! Из подворотни выбежала женщина, её слабый голос ветер донёс на крышу, но разобрать её слов нельзя было. Передняя машина недоуменно остановилась. Бравый человек в синем сюртуке соскочил с неё и замахал руками. – Действительно, положение, – заметил Воланд, – какой же из двух домов он начнёт раньше тушить? – Какой бы из них ни начал, он ни одного не потушит. Толстый негодяй сегодня, когда гулял, я видел, залез в колодезь и что-то финтил с трубами. Клянусь вашей подковой, мессир, он не получит ни одной капли воды. Гляньте на этого идиота с патефоном. Он выпрыгнул из окна и патефон разбил, и сломал руку. Тут на железной лестнице застучали шаги, и головы Коровьева и Бегемота показались на крыше. Рожа Бегемота оказалась вся в саже, а грудь в крови, кепка обгорела. – Сир, мне сейчас по морде дали! – почему-то радостно объявил, отдуваясь, Бегемот, – по ошибке за мародёра приняли! – Никакой ошибки не было, ты и есть мародёр, – отозвался Воланд. Под мышкой у Бегемота торчал свежий пейзаж в золотой раме, через плечо были перекинуты брюки, и все карманы были набиты жестяными коробками. – Как полыхнуло на Петровке, одна компания нырь в универмаг, я – с ними, – рассказывал возбуждённо Бегемот, – тут милиция… Я – за пейзажем… Меня по морде… Ах так, говорю… А они стрелять, да шесть человек и застрелили! Он помолчал и неожиданно добавил: – Мы страшно хохотали! Кто и почему хохотал и что в рассказанном было смешного, узнать никому не удалось. Голова белой статуи отскочила и, упавши на плиты террасы, разбилась. Группа стоявших повернула головы и глянула вниз. На Знаменке шла кутерьма. Брезентовые люди с золотыми головами матерились у иссохшего мёртвого шланга. Дым уже пеленой тянулся через улицу, дыбом стояли лестницы в дыму, бегали люди, но среди бегавших маленькая группа мужчин в серых шлемах, припав на колено, целилась из винтовок. Огоньки вспыхивали и сухой весёлый стук разносило по переулкам. У статуи отлетели пальцы, от колонны отлетали куски. Пули били в железные листы крыши, свистали в воздухе. – Ба! – вскричал Коровьев, – да ведь это в нас! Мы популярны! – Пуля свистнула возле самого моего уха! – горделиво воскликнул Бегемот. Азазелло нахмурился и, указывая на чёрную тень от колонны, падающую к ногам Воланда, настойчиво заговорил: – Пора, мессир, пора… – Пора, – сказал Воланд, и вся компания стала с вышки по лёгкой металлической лестнице спускаться вниз. — 114 —
|