Распространяя вокруг себя удушливый запах душистого мыла и розового масла, девица едва касалась губами папироски и пискливо говорила Порфирычу: – Вы бы его привели сюда. – Пом-милуйте, Таиса Семеновна! Тогда для них не будет этого, так сказать, рвения… Капитон Иваныч не такой человек. Им много будет приятнее, когда ежели в случае, тайно! Девица улыбнулась. – Именно правда! – подтвердила изнутри комнат «тетенька». – Для мужчины первое дело – не подавай виду! Особливо из купеческого сословия, он готов, кажется, себя заложить. – Да как же-с! дело известное! Он в ту пору, то есть в случае интерес… Он тут голову прошибет, а уж доберется. По этому случаю, Таиса Семеновна, вы с Капитон Иванычем обойдитесь строго!.. «Эт-то что такое? Как вы осмеливаетесь?», а потом маленичко сдайтесь: «А конечно, мол, я точно без памяти от вашей красоты…» Ну, и прочее… – Именно правда! – прибавила тетка. – Дай тебе господи за это всякого счастия!.. Как ты нам от души, так и мы тебе. – Я истинно только из одного, что вижу я вашу доброту… – И господь тебя не оставит… Это все зачтется. – Я так думаю! Тетенька удалилась в другую комнату; Прохор Порфирыч облокотился на подоконник и покуривал папироску, пуская дым в сторону, для чего всякий раз поворачивал голову назад. Разговор принял более умозрительное направление: толковали о том, кто вероломнее. Девица доказывала против «мускова полу», Порфирыч выводил начистоту «женскую часть». В другой комнате послышалось бульканье наливаемой жидкости. – Тетенька! – сказала девица. – Хоть бы вы чуточку подождали… Ну, приедет кто?.. – Я каплю одну. Да опять и так думаю, пожалуй, что никто и не приедет, время постное. Заскрипела кровать; тетенька легла спать. – О-о, господи-батюшка, – шептала она, изредка икая… – сохрани и помилуй нас! В это время к дому с грохотом подкатила пролетка, и с нее свалилось на землю три человека. Послышалось непонятное мычанье. – Тетенька! гости! – вскрикнула девица, подлетая к зеркалу и оправляя волоса. – Запирайте ставни. IV. СубботаВ субботу мрачная физиономия Растеряевой улицы несколько оживает: в домах идет суетня с мытьем полов и обметаньем потолков, молотки на фабрике валяют с особенной торопливостью, на улице заметно более движения. Все полагают, что завтра, в воскресенье, почему-то будет легче на душе, хотя в то же время все вполне достоверно знают, что и завтра будет такая же смертельная тоска и скука, только слегка подрумяненная густым колокольным звоном да огромными пирогами, густо намасленными маслом. У генерала Калачова топят баню в складчину – кто дрова, кто воду; вследствие этого через улицу бегают девки, кучера, солдаты с водоносами, ушатами. В бане, по причине стечения множества субъектов обоего пола, идут веселые разговоры. Между вкладчиками, людьми благородными, вследствие разных «амбиций» происходят стычки за первенство обладания баней прямо после выхода генерала. Случаются поэтому ссоры. — 84 —
|