Заходя иногда ко мне, она или конфузилась при самых невинных моих вопросах, или неожиданно рассказывала всю подноготную своего недавнего романа и в то же время видимо удивлялась, – что это она такое делает? При самом поверхностном знакомстве с ней я мог вполне убедиться, что Дуняша – одна из числа того огромного класса русских женских натур, которые решительно не знают, как собой распорядиться, если их судьбою не заведуют родители или вообще люди, власть над ними имеющие. Такие русские женщины без особенного ропота идут за людей, которые им положительно не нравятся, и, странное дело, сознание собственного несчастия – быть всю жизнь за нелюбимым мужем – иногда бывает для таких женщин единственным интересом жизни. Свободой такие женщины распорядиться не могут, не умеют, да и не знают, что такое свобода. У Дуняши была мать, но не в Москве, а в деревне, и притом так далеко, что виделись они один раз в два года; следовательно, Дуняша была почти свободна. Принадлежа к сорту тех женщин, о которых я только что упомянул, она не могла ни любить, ни ненавидеть глубоко, потому что она умела только чувствовать, но не умела понимать. Отсутствие матери мало-помалу отучало ее от страха к угрозам, которые та сулила ей в случае, ежели… Между тем подошли лета. Дуняша чувствовала, что ей пора замуж; ей хотелось какой-нибудь перемены в жизни. Все работа да работа (хоть, и не утомительная) ей надоела. И тут-то неожиданно случился роман. Частенько разговаривали мы об этом романе. – Что же ты, – спрашивал я у нее, – очень любила его? – Стало быть, любила! – вяло произносила она в ответ. – И вовсе даже ты его ни чуточки не любила! – вставляла правдивая Татьяна. – Ну ври! – Да ей-богу! – Не любила! – обидчиво вскрикивала Дуняша. – Что ж я, из корысти, что ли? – Да и не из корысти! – Тьфу! прости, господи! – сердилась Дуняша. – Аль я бешеная? – И не бешеная! – Ну, так как же это? Дуняша краснела. – А шут вас разберет! – Это точно, – вмешивалась обыкновенно Акулина: – этого не разберешь… Наша сестра тем несчастна; что не знает, когда потеряет, а когда найдет… Этого не угадаешь… И с Авдотьей вот то же самое: так вот, тррр, тррр, колесом!.. И Акулина завертела руками, желая, невидимому, изобразить колесо. – Будет вам, ради бога! И все-то это неправда! – говорила жалобно Дуняша. – Как же это так, неправда-то? Это же какими такими судьбами? – возразила Акулина. – Ну диви бы он уж был красавчик какой, афицерик или что-нибудь. А т-то, – делая отвратительную рожу и говоря каким-то отвратительнейшим голосом, продолжала она, – а т-то – лакей, спичка, выжига прокаленая, урод! То есть, вот, вполне вам объяснить – рожа! Картавит, ободранный… Тьфу!.. Даже противно! Ну и где же ты его любила? — 221 —
|