|
Она начала говорить ему о Шубине, о Курнатовском, о том, что она делала в течение двух последних недель, о том, что, судя по газетам, война неизбежна* и что, следовательно, как только он выздоровеет совсем, надо будет, не теряя ни минуты, найти средства к отъезду… Она говорила всё это, сидя с ним рядом, опираясь на его плечо… Он слушал ее, слушал, то бледнея, то краснея… он несколько раз хотел остановить ее – и вдруг выпрямился. – Елена, – сказал он ей каким-то странным и резким голосом, – оставь меня, уйди. – Как? – промолвила она с изумлением. – Ты дурно себя чувствуешь? – прибавила она с живостью. – Нет… мне хорошо… но, пожалуйста, оставь меня. – Я тебя не понимаю. Ты меня прогоняешь?… Что это ты делаешь? – проговорила она вдруг: он склонился с дивана почти до полу и приник губами к ее ногам. – Не делай этого, Дмитрий… Дмитрий… Он приподнялся. – Так оставь меня! Вот видишь ли, Елена, когда я сделался болен, я не тотчас лишился сознания; я знал, что я на краю гибели; даже в жару, в бреду, я понимал, я смутно чувствовал, что это смерть ко мне идет, я прощался с жизнью, с тобой, со всем, я расставался с надеждой… И вдруг это возрождение, этот свет после тьмы, ты… ты… возле меня, у меня… твой голос, твое дыхание… Это свыше сил моих! Я чувствую, что я люблю тебя страстно, я слышу, что ты сама называешь себя моею, я ни за что не отвечаю… Уйди! – Дмитрий… – прошептала Елена и спрятала к нему на плечо голову. Она только теперь его поняла. – Елена, – продолжал он, – я тебя люблю, ты это знаешь, я жизнь свою готов отдать за тебя… Зачем же ты пришла ко мне теперь, когда я слаб, когда я не владею собою, когда вся кровь моя зажжена… Ты моя, говоришь ты… ты меня любишь… – Дмитрий, – повторила она и вспыхнула вся и еще теснее к нему прижалась. – Елена, сжалься надо мной – уйди, я чувствую, я могу умереть – я не выдержу этих порывов… вся душа моя стремится к тебе… Подумай, смерть едва не разлучила нас… и теперь ты здесь, ты в моих объятиях… Елена… Она затрепетала вся. – Так возьми ж меня, – прошептала она чуть слышно… XXIXНиколай Артемьевич ходил, нахмурив брови, взад и вперед по своему кабинету. Шубин сидел у окна и, положив ногу на ногу, спокойно курил сигару. – Перестаньте, пожалуйста, шагать из угла в угол, – промолвил он, отряхая пепел с сигары. – Я всё ожидаю, что вы заговорите, слежу за вами – шея у меня заболела. Притом же в вашей походке есть что-то напряженное, мелодраматическое. — 172 —
|