|
Он глядел на нее с таким выражением обожания, что она тихо опустила руку с его волос на его глаза. – Дмитрий! – начала она снова, – ведь ты не знаешь, ведь я тебя видела там, на этой страшной постели, я видела тебя в когтях смерти, без памяти… – Ты меня видела? – Да. Он помолчал. – И Берсенев был здесь? Она кивнула головой. Инсаров наклонился к ней. – О Елена! – прошептал он, – я не смею глядеть на тебя. – Отчего? Андрей Петрович такой добрый! Я его не стыдилась. И чего мне стыдиться? Я готова сказать всему свету, что я твоя… А Андрею Петровичу я доверяю, как брату. – Он меня спас! – воскликнул Инсаров. – Он благороднейший, добрейший человек! – Да… И знаешь ли ты, что я ему всем обязана? Знаешь ли ты, что он мне первый сказал, что ты меня любишь? И если б я могла всё открыть… Да, он благороднейший человек. Инсаров посмотрел пристально на Елену. – Он влюблен в тебя, не правда ли? Елена опустила глаза. – Он меня любил, – проговорила она вполголоса. Инсаров крепко стиснул ей руку. – О вы, русские, – сказал он, – золотые у вас сердца! И он, он ухаживал за мной, он не спал ночи… И ты, ты, мой ангел… Ни упрека, ни колебания… И это всё мне, мне… – Да, да, всё тебе, потому что тебя любят. Ах, Дмитрий! Как это странно! Я, кажется, тебе уже говорила об этом, – но всё равно, мне приятно это повторить, а тебе будет приятно это слушать, – когда я тебя увидала в первый раз… – Отчего у тебя на глазах слезы? – перебил ее Инсаров. – У меня? слезы? – Он утерла глаза платком. – О глупый! Он еще не знает, что и от счастья плачут. Так я хотела сказать: когда я увидала тебя в первый раз, я в тебе ничего особенного не нашла, право. Я помню, сначала Шубин мне гораздо более понравился, хотя я никогда его не любила, а что касается до Андрея Петровича, – о! тут была минута, когда я подумала: уж не он ли? А ты – ничего; зато… потом… потом… так ты у меня сердце обеими руками и взял! – Пощади меня… – проговорил Инсаров. Он хотел встать и тотчас же опустился на диван. – Что с тобой? – заботливо спросила Елена. – Ничего… я еще немного слаб… Мне это счастье еще не по силам. – Так сиди смирно. Не извольте шевелиться, не волнуйтесь, – прибавила она, грозя ему пальцем. – И зачем вы ваш шлафрок сняли? Рано еще вам щеголять! Сидите, а я вам буду сказки рассказывать. Слушайте и молчите. После вашей болезни вам много разговаривать вредно. — 171 —
|