|
– Не Пасынков ли? – Да, да, Пасынков… где он теперь? – Он умер. – Умер? – повторила Софья Николаевна. – Как жаль!.. – Я его видала? – спросила торопливым шёпотом девочка. – Нет, Лидия, не видала. Как жаль! – повторила Софья Николаевна. – Вы жалеете о нем… – начал я, – что ж, если б вы его знали, как я знал его?.. Но позвольте спросить, почему вы заговорили именно о нем? – Так, не знаю, право… (Софья Николаевна опустила глаза.) Лидия, – прибавила она, – ступай к своей няне. – Ты меня позовешь, когда можно будет? – спросила девочка. – Позову. Девочка вышла. Софья Николаевна обратилась ко мне: – Расскажите мне, пожалуйста, всё, что вы знаете о Пасынкове. Я начал рассказывать. Я очертил в кратких словах всю жизнь моего друга, постарался, насколько сумел, изобразить душу его, описал его последнюю встречу со мною, его кончину. – И вот какой человек, – воскликнул я, оканчивая свой рассказ, – отошел от нас, незамеченный, почти не оцененный! И это бы еще не беда. Что значит людская оценка? Но мне больно, мне обидно то, что такой человек, с таким любящим и преданным сердцем, умер, не испытав ни разу блаженства взаимной любви, не возбудив участия ни в одном женском сердце, его достойном!.. Пускай наш брат не изведает этого блаженства: он его и не стоит; но Пасынков!.. И притом разве не встречал я на своем веку тысячу людей, которые ни в каком отношении не могли с ним сравниться и которых любили? Неужели же должно думать, что некоторые недостатки в человеке – самоуверенность, например, или легкомыслие – необходимы для того, чтоб женщина к нему привязалась? Или любовь боится совершенства, возможного на земле совершенства, как чего-то чуждого и страшного для нее? Софья Николаевна выслушала меня до конца, не спуская с меня своих строгих и проницательных глаз и не разжимая губ; только брови ее изредка морщились. – Почему вы полагаете, – промолвила она, помолчав немного, – что вашего друга ни одна женщина не полюбила? – Потому, что я это знаю, знаю наверное. Софья Николаевна хотела было что-то сказать и остановилась. Она, казалось, боролась сама с собой. – Вы ошибаетесь, – заговорила она наконец, – я знаю женщину, которая горячо полюбила вашего покойного друга; она любит и помнит его до сих пор… И весть о его кончине поразит ее глубоко. – Кто эта жещина? – позвольте узнать. – Моя сестра, Варя. – Варвара Николаевна! – воскликнул я с изумлением. — 47 —
|