|
Наступило молчание; только и слышалось, что тяжелое дыхание больного. – Да вот, – продолжал он, опять открыв глаза, – вторую неделю сижу в этом городишке… простудился, должно быть. Меня лечит здешний уездный врач – ты его увидишь; он, кажется, дело свое знает. Впрочем, я очень этому случаю рад, а то как бы я с тобою встретился? (И он взял меня за руку. Его рука, еще недавно холодная как лед, теперь пылала.) Расскажи ты мне что-нибудь о себе, – заговорил он опять, откидывая от груди шинель, – ведь мы с тобой бог знает когда виделись. Я поспешил исполнить желание его, лишь бы не дать ему говорить, и принялся рассказывать. Он сперва слушал меня с большим вниманием, потом попросил пить, а там опять начал закрывать глаза и метаться головой по подушке. Я посоветовал ему соснуть немного, прибавив, что не поеду дальше, пока он не поправится, и помещусь в комнате с ним рядом. – Здесь очень скверно… – начал было Пасынков, но я зажал ему рот и тихо вышел. Елисей тоже вышел вслед за мной. – Что же это, Елисей? ведь он умирает? – спросил я верного слугу. Елисей только махнул рукой и отвернулся. Отпустив ямщика и наскоро перебравшись в смежную комнату, я отправился посмотреть, не заснул ли Пасынков. У двери я столкнулся с человеком высокого роста, очень толстым и грузным. Лицо его, рябое и пухлое, выражало лень – и больше ничего; крохотные глазки так и слипались, и губы лоснились, как после сна. – Позвольте узнать, – спросил я его, – вы не доктор ли? Толстый человек посмотрел на меня, усиленно приподняв бровями свой нависший лоб. – Точно так-с, – промолвил он наконец. – Сделайте одолжение, господин доктор, не угодно ли вам пожаловать сюда, ко мне в комнату? Яков Иваныч, кажется, теперь спит; я его приятель и желал бы поговорить с вами о его болезни, которая меня очень беспокоит. – Очень хорошо-с, – отвечал доктор с таким выражением, как будто желая сказать: «Охота тебе так много говорить; я бы и так пошел», – и направился вслед за мной. – Скажите, пожалуйста, – начал я, как только он опустился на стул, – состояние моего приятеля опасно? как вы находите? – Да, – спокойно отвечал толстяк. – И… очень оно опасно? – Да, опасно. – Так что он даже… умереть может? – Может. Признаюсь, я почти с ненавистью посмотрел на моего собеседника. – Так помилуйте, – начал я, – надобно прибегнуть к каким-нибудь мерам, консилиум созвать, что ли… Ведь нельзя же так… Помилуйте! — 40 —
|