IIПрошло лет семь. Не считаю нужным рассказывать, что именно происходило со мной в течение всего этого времени. Помаялся я-таки по России, заезжал в глушь и в даль, и слава богу! Глушь и даль не так страшны, как думают иные, и в самых потаенных местах дремучего леса, под валежником и дромом, растут душистые цветы. Однажды весной, проезжая по делам службы через небольшой уездный городок одной из отдаленных губерний восточной России, я сквозь тусклое стеклышко тарантаса увидел на площади, перед лавкой, человека, лицо которого мне показалось чрезвычайно знакомым. Я вгляделся в этого человека и, к немалой своей радости, узнал в нем Елисея, слугу Пасынкова. Я тотчас велел ямщику остановиться, выскочил из тарантаса и подошел к Елисею. – Здравствуй, брат! – проговорил я, с трудом скрывая волненье, – ты здесь с своим барином? – С барином, – возразил он медленно и вдруг воскликнул: – Ах, батюшка, это вы? Я и не узнал вас! – Ты здесь с Яковом Иванычем? – С ним, батюшка, с ним… А то с кем же? – Веди меня скорей к нему. – Извольте, извольте! Сюда пожалуйте, сюда… Мы здесь в трактире стоим. И Елисей повел меня через площадь, беспрестанно приговаривая: «Ну, как же Яков Иваныч обрадуется!» Этот Елисей, калмык по происхождению, человек на вид крайне безобразный и даже дикий, но добрейшей души и неглупый, страстно любил Пасынкова и служил ему лет десять. – Как здоровье Якова Иваныча? – спросил я его. Елисей обернул ко мне свое темно-желтое личико. – Ах, батюшка, плохо… плохо, батюшка! Вы их не узнаете… Недолго им, кажется, остается на свете пожить. Оттого-то мы здесь и засели, а то мы ведь в Одессу ехали лечиться. – Откуда же вы едете? – Из Сибири, батюшка. – Из Сибири? – Точно так-с. Яков Иваныч там на службе состояли-с. Там они и рану свою получили-с. – Разве он в военную службу поступил? – Никак нет-с. В статской служили-с. «Что за чудеса!» – подумал я. Между тем мы подошли к трактиру, и Елисей побежал вперед доложить обо мне. В первые годы нашей разлуки мы с Пасынковым переписывались довольно часто, но последнее письмо его я получил года четыре назад и с тех пор ничего не знал о нем. – Пожалуйте-с, пожалуйте-с! – кричал мне Елисей с лестницы. – Яков Иваныч очень желают вас видеть-с. Я поспешно взбежал по шатким ступеням, вошел в темную, маленькую комнату – и сердце во мне перевернулось… На узкой постели, под шинелью, бледный как мертвец, лежал Пасынков и протягивал мне обнаженную, исхудалую руку. Я бросился к нему и судорожно его обнял. — 38 —
|