— Ну! Ну! — кряхтел он, ничего не соображая. И, обессилев, растянулся ничком на дорожке. А наутро нашли в саду генерала: скончался! — а это — глазам не верят, — это, как перо, торчит сзади. Диву дались, пробовали тащить, да оно, как загнутый гвоздь, ни клещами, ничем не возьмешь. Да так и похоронили. И много было слез, но больше всех убивалась Палагея Петровна. 1912 Султанский финикВ одном шумном сирийском городке жил бедный купец Али-Гассан. Торговлю получил он по наследству от отца, но душа его вовсе не лежала к прилавку, и его можно было провести как угодно и выманить все, что хочешь. И все его дело шло так, что не только не приносило прибыли, а часто просто в убыток. Али-Гассан сидел в своей лавке, занятый одной своей мечтою. Странная это была мечта! Ему непременно хотелось жениться, но так, чтобы жен у него было столько, сколько дней в году, и даже больше, а он только этим бы и занимался. Торговал он финиками. Финики всевозможных сортов разложены были в цветных коробках, да и так лежали на лотке, и другой бы на его месте, ну, как его отец, нашел бы чем заняться, распоряжаясь таким живым янтарем, а ему что финики, что ломаное железо, торговля его соседа. Озорники, подсмеиваясь над ним, говаривали, что его собственный турецкий финик для него дороже всех фиников земных и небесных. И были правы: все ведь мысли его были собраны на одном этом. И если в лавке, где его отвлекали покупатели, он ухитрялся, занятый собой, просто не отзываться на отклик, вы представляете его у себя в комнатенке вечерами, где он оставался сам-друг до утра. Он усаживался в уголок, курил и весь отдавался своей мечте, и, случись пожар, он не заметил бы, да так и сгорел бы: в его мечте было самое острейшее желание, полыхавшее пуще всякого пожара. И однажды, заперев свою лавку, сидел он так со своей мечтою, весь окутанный дымом, и вдруг, точно от удара, он сразу очнулся и увидел, как из дыма выступило крылатое лицо Гения и крылья, вьюнее дыма, вьюнились от стены к стене. — Али-Гассан, — сказал Гений, — проси что хочешь: первые твои три желания будут исполнены. Али-Гассан не заставил себя ждать. — Хочу быть, — сказал он и по своей застенчивости показал знаком, — …турецкого султана. — Хорошо, — ответил Гений, — еще что? — И чтобы никогда не опускаться. — Ладно. — А больше мне пока ничего не надо. И не успел Али-Гассан затянуться, как желание его осуществилось. Султан Фируз, славившийся в молодости своей любовной неутомимостью, с возрастом, когда обыкновенному человеку еще только наступала самая пора, должен был лишиться прекраснейшего из удовольствий. Желания у него еще бывали по воспоминаниям, но на большее он ни на что не годился. — 170 —
|