|
Делать нечего, попенял Лука Желудиному, пришпорил коня и дальше в путь. Ехал Лука, ехал, подъезжает к речке, а на берегу стоит себе человек, так, не очень казистый, а между тем протянул невесть что канатом — перевоз держит. Люди всякие за него царапаются и паром тащут. Заприметил Луку Канатный, поздоровался. — Сколь далече, молодец, путь держишь? — Да вот, — говорит Лука, — у царя Додона есть дочь Олена, тридцать и три года… красна, краше нет, так послал меня царь искать ей жениха. Канатный только крякнул. Лука за мерку и ну раскладывать, а как дошел до кончика, задергался Канатный, инда волны пошли. — Э, нет, не моя, поезжай дальше! Невесело едет Лука. Пропало, видно, дело, хоть назад возвращайся, не будет мужа царевне, некому будет передать и царство, пропадет Додоново царство. И только что это подумал, как захрапит под ним конь и ни шагу. Осмотрелся Лука: что за причина? И глазу не верит: перед ним табун лошадей, а невесть что обогнулось вокруг табуна да концом в кобылу, а пастух окаянный лежит да придерживает. Увидел и Луку Табунный, поздоровался. — Далеко ль, молодец, путь держишь? — Да вот, — говорит Лука, — у царя Додона есть дочь Олена, тридцать и три года… красна, краше нет, так послал меня царь искать ей жениха. Табунный только крякнул. Вынул Лука мерку и ну раскладывать: раскладывал, раскладывал, разложил всю до самого кончика да и еще вершков семь от себя на запас пустил. — Ага, — закричал Табунный, — самая моя! Обробел Лука, не знает, что и делать — и так уж и сяк к Табунному прилаживается. — Вот то и то тебе, братец, дам. И золота ему сулит и всякую всячину представляет, только бы согласился к Додону ехать — больно уж подходящее. А Табунный и говорит: — Да я и так с удовольствием, только надо сюда двенадцать троек пригнать, да обмотать его клубками покрепче, да на телеги класть, а тогда поедем. Сверкнул Лука глазом. Не прошло и минуты, ровно из-под земли стали двенадцать троек, а ниток — целые версты — и туда и сюда, знай — только обматывай. И сейчас же, не медля, принялись мотать. Мотали, мотали, прикрутили его да на телеги и в путь. И одно поле проехали — ничего, и другое — благополучно, а третье попалось, да как на грех кочковатое, возьми да и растряси его, а оно во всю свою длину длинную и вытянулось. — Эй, — кричит Табунный, — отстегните пристяжных да заезжайте вперед, больно мошкара всю головку заела. Что тут делать, отстегнули, заехали, глядь, а головку — какая мошкара! — двенадцать волков как теребят. — 166 —
|