|
Наутро ни жив ни мертв, а иду. Хуже чем в сражение: потому в сражение тебя посылают, а тут – сам иди! Являюсь, а она, прах ее побери, на кушетке лежит. Стукнул шпорами. – Приблизьтесь, говорит, герой! И вдруг меня словно осветило. – Ваше сиятельство, говорю, ведь я леший-с! Как она взвизгнет! «Корнило! Прохор! Антипка! гоните его!» И гнали они меня по Литейной, от пушечного двора вплоть до самого Невского. Гонят и приговаривают: «Герой!» А народ шапки снимает». «А в другой раз со мной и в противном смысле случай произошел. Стояли мы однажды в Полтавской губернии: я тогда только что в корнеты произведен был. Кровь так ходуном, бывало, и ходит, а смелости нет. Еще казачку простую, куда ни шло, ущипнешь, а чуть мало-мальски пани или панночка – стоишь перед ней, как дурак, да только глаза таращишь. Между тем у помещика, у пана Холявы, жена была – краля писаная. И видел я, что я ей по нраву пришелся. Каждый день, бывало, посланца за мной шлет. Приду; сейчас возле себя посадит. – Любит пан корнет галушки? – Люблю, сударыня. – Може, пан корнет и смоквы любит? – И смоквы, сударыня, люблю. Подадут и галушки, и смоквы – я и то, и другое в одну минуту съем. А она смотрит на меня и думает: «Сейчас он поест и декларацию сделает!» Не тут-то было. Я как поем, так еще пуще робею. Посидим-посидим, до того насидимся, что она уж спирт нюхать начнет. – Однако, скажет, глупый же вы, корнет! Не понимаю даже, как я ей не опротивел. Полагаю, что она больше из любопытства упорствовала. Видит, что дубину обрящила, и думает: «Что из этого выйдет?» Вот однажды, когда я наелся галушек, она меня и спрашивает: – А что, пан корнет, вы боитесь русалок? – Боюсь, говорю. – Вот так ахвицер! – То есть я, говорю, настоящих русалок боюсь, а ежели которые… – Молчите! и слушать больше не хочу! Вот что выдумал… каких-то ненастоящих русалок! Так вот что вы сделайте: вон там в пруду, в камышах, каждое утро на зорьке русалка купается… «настоящая» русалка… слышите? Ушел. Целую ночь глаз не смыкал, дождался зорьки – и марш на пруд. Купаюсь, плаваю!.. вдруг слышу: в камышах зашелестело. – Кто там? – Я, русалка… Приди в чертог ко мне златой,* Приди, о князь мой дорогой! Тут уж и робость с меня соскочила. Как бешеный ринулся я в камыши и в одну минуту выволок русалку на берег. Однако впоследствии никогда ни единым словом ей не намекнул, что русалка «ненастоящая» была. Сидишь, бывало, сосешь леденцы и скажешь: – А как вы полагаете, пани, придет завтра на зорьке русалка купаться? — 11 —
|