Так вот какие перевороты в самое короткое время случаются. Каким образом это объяснить?» – А может быть, мало-мало выпито было? – съехидничал штабс-ротмистр Возницын, который внутренно хотя и верил в чертей, но по временам любил хвастнуть скептицизмом. – Выпито – это само по себе. Было выпито – это верно. Но каким же образом объяснить, что я и в тарантасе ехал, и с ямщиком говорил?.. Ведь это все… было? И вдруг… сижу на земле?! – Да вот именно в подпитии. Ни в тарантасе вы не ехали, ни на земле не сидели… – Позвольте! но ведь я после этого три дня по лесу ходил! брусникой питался?! – И по лесу не ходили, и бруснику не ели… – Но каким образом объяснить, что я фляжку с водкой выпил и потом дома в собственной постели очутился? кто же нибудь меня туда перенес? – Да просто вы накануне выпили. Выпивши, легли в постель, а на другое утро в той же постели проснулись. Майор задумался. – Может быть, – наконец согласился он, – воз-мо-жно!! Но было очевидно, что это согласие стоило ему сильной нравственной борьбы. «Хорошо, – продолжал он, – положим, что тогда действительно… Было выпито – это так. Но каким же образом вы объясните следующий случай. Был у нас полковой командир, полковник Золотилов. Лихой. Службу знал так, что словно на нотах, бывало, разыгрывает. В приказах по корпусу – всегда первый, в пример другим. Полк – в исправности, касса – налицо; ума – палата. Всякий божий день – для всех господ офицеров открытый стол. Словом сказать, жили мы за ним, как за каменной стеной. Только перевели к нам в полк из звенигородских улан ротмистра одного. Культяпка прозывался. Явился Культяпка к полку и первым делом, разумеется, к полковому командиру. Я в это время полковым казначеем был, с утренним рапортом у командира сидел и, следовательно, сам очевидцем был. Начал, это, Культяпка рапортовать: «Имею честь…» – и с первых же слов перервал. Смотрю: вглядывается мой Культяпка в командира, словно припомнить хочет. И вдруг: – А ведь я, говорит, тебя узнал!.. Туда-сюда. Вспыхнул было наш полковник: под арест и проч. А Культяпка, как ни в чем не бывало, так и режет: – Ты не тормошись, говорит, а скажи, помнишь ли, как ты с своей лешачихой мой эскадрон целую неделю по лесу водил? И вот как хотите, так и судите. В моих глазах, в один момент, полковник Золотилов словно в воздухе растаял. И жена его тоже пропала; и книги, и приказы, и переписка – всё. Бросились мы потом формуляр полковничий искать – и формуляра нет. Уж писарь один нам сказывал: «Да ведь я спервоначала заметил, что в формуляре было написано: «по окончании домашнего воспитания, определен на службу… в лешие!! » – «Так что же ты, курицын сын, молчал?» — 7 —
|