|
– Михал Михалыч? – вопросительно-тоскливо обратился он к секретарю. – Думается, что ничего… – Ну, так с богом! полюбопытствуйте! – сказал он решительно и, обратившись к Фаинушке, прибавил: – И вы, сударыня? – И я-с. – Вам-то бы… А впрочем, отчего же… нынче мода на это… Акушерки, стенографистки, телеграфистки… Дай бог счастливо, господа! Он благосклонно пожал нам руки, вручил паспорты и отпустил нас. На другой день, только что встали – смотрим, два письма: одно от Перекусихина 1-го к меняле, другое от Балалайкина к Глумову[26]. Перекусихин подавался. Он сознал, что первоначальные его претензии были чрезмерны, и соглашался убавить их наполовину. Балалайкин уведомлял, что по обоим порученным ему делам он подал прошения в интендантское управление. Мысль о заравшанском университете была всеми интендантами встречена сочувственно, а проект учреждения общества обязательного страхования жизни – даже с восторгом. Но Балалайкин должен был «пообещать». После слова «пообещать» он поставил целую строку точек и затем прибавил: грустно, а делать нечего! – Вот ведь прохвост! – без церемоний выругался Глумов, скомкав письмо. В самом деле, всем показалось удивительным, с какой стати Балалайкин с вопросом о заравшанском университете обратился в интендантское управление? Даже в корчевское полицейское управление – и то, казалось, было бы целесообразнее. Полицейское управление представило бы куда следует, оттуда бы тоже написали куда следует, а в дороге оно бы и разрешилось. Но такой комбинации, в которую бы, с пользой для просвещения, могло войти интендантское управление, даже придумать никто не мог. Один Очищенный не разделял наших недоумений. – А я так напротив думаю, – объяснил он. – По-моему, всякое дело, ежели его благополучно свершить желают, непременно следует с интендантского управления начинать. Ближе к цели. – Чудак! да что же у интендантства общего, например, с университетом? – Общего нет, а привышные люди в интендантстве служат – вот что. Зря за дело не возьмутся, а ежели возьмут, так сделают. – Как же они подступятся к делу, коли оно даже не ихнего ведомства? – Так и подступятся. Напишут. А ежели долго ответа не будет, опять напишут. Главное дело, разговор завести. А может быть, и интендантские науки какие-нибудь придумают – тогда и без переписки, промежду себя, дело оборудуют. Стали рассуждать: могут ли существовать интендантские науки? – и должны были сознаться, что не только могут существовать, но и существуют.* Наука о печении солдатских сухарей – профессор Коган; наука о мясных и винных порциях – профессор Горвиц; наука о выдаче квитанций за непоставленный провиант – профессор Макшеев. Это только для начала, а ежели дальше перечислять, то, пожалуй, и в глазах зарябит. Десяти факультетов мало, и, что всего важнее, наверное, ни одна кафедра никогда вакантной не будет. Конечно, такой характер университета не вполне будет соответствовать мысли жертвователя, но для начала и это хорошо. Университет, да еще заравшанский… ведь это что? А за свою кафедру Очищенный не боялся. Без восточных языков в заравшанском краю обойтись ни под каким видом нельзя, а митирология – это ведь и есть самый коренной восточный язык. — 135 —
|