|
– Знаю, что ничего, – перебил Пантелей Егорыч, – и вы ничего, и я ничего, и все ничего… Об Вздошникове слыхали? ах, господа, господа! – Да уж простите нас ради Христа! – решился я покончить все сразу. – Что меня просите! Бог может простить или не простить, а я что! Ну, скажите на милость, зачем? С какою целью? почему? Какую такую сладость вы надеялись в нашей Корчеве найти? – Но ведь, кажется, паспорты у нас в исправности? – опять вступился Глумов. – И паспорты. Что такое паспорты? Паспорты всегда и у всех в исправности! Вот намеднись. Тоже по базару человек ходит. Есть паспорт? – есть! Смотрим: с иголочки! – Ну, с богом. А спустя неделю оказывается, что этого самого человека уж три года ищут. А он, между прочим, у нас по базару ходил, и мы его у себя, как и путного, прописали. Да. – Но ведь из одиночного случая нельзя же заключать… – И это я знаю. Да разве я заключаю? Я рад бы радостью, только вот… Вздошников! И Корчева тоже. Ну, что такое? зачем именно Корчева? Промыслов нет, торговли нет, произведений нет… разве что собор! Так и собор в Кимре лучше! Михал Михалыч! что это такое? Михал Михалыч осклабился. – Это так точно-с, – пошутил он, – даже рыба, и та во весь опор мимо Корчевы мчится. В Твери или в Кимре ее ловят, а у нас – не приспособились. – Ничего у нас нет, а вы – рискуете! И себя подвергаете, и нас подводите! – Может быть, господам отдохнуть захотелось? – вступился за нас секретарь. – И отдохнуть… отчего бы на пароходе не отдохнуть? Плыли бы себе да плыли. Ну, в Калязине бы высадились – там мощи, монастырь. Или в Угличе – там домик Дмитрия-царевича… А Корчева… что такое? какая тому причина? К великому моему ужасу, Глумов забыл об нашем уговоре насчет Проплёванной и вдруг брякнул: – Да просто полюбопытствовать. – А я об чем же говорю! Почему? как? Ежели есть причина – любопытствуйте! а коли нет причины… право, уж и не знаю! Ведь я это не от себя… мне что! По-моему, чем больше любопытствующих, тем лучше! Но времена нынче… и притом Вздошников! – Да кто же наконец этот Вздошников? что это за сила такая? – полюбопытствовал я. – Да так… Вздошников, – только и всего. Он постепенно все больше и больше волновался и наконец начал ходить взад и вперед по комнате. – Как мне теперича поступить? – произнес он, останавливаясь против меня. – Право, Пантелей Егорыч, мы ничего… – Знаю я, что ничего. До сих пор – ничего, а завтра может быть – чего! На этом нынче все и вертится. Ну, что такое? Плыли, плыли, и вдруг… Корчева! — 133 —
|