|
Дня через три[, в течение которых Хлебопчук хворал, а Маров снова вернулся, после полугодового перерыва, к калготе с помощниками и ездил снова с зубовным скрежетом, ] Сава пришел в контору, чтобы взять еще бюллетень, – он все еще чувствовал себя дурно. – Ну, Хлебопчук, – сказал ему один из конторщиков, молодой паренек, – радуйтесь! вашему машинисту, Василию Петровичу Марову скоро медаль выйдет. – Какая медаль? – равнодушно спросил Сава, беря оранжевый лоскуток бюллетеня. – Как, какая медаль?.. А за спасение ребенка-то!.. Эка!.. Позабыли!.. – Медаль?.. Сава как будто растерялся даже, услышав это сообщение. Он опустил голову в тяжелом раздумье и пошел из конторы, забывши и про бюллетень. «Так вот как! – думал он, бредя как сонный. – Так вот почему он молчал, не гукнул ни слова, отворачивался!.. Ах, лживый, коварный человек… [кацап. ] Что ж? [хиба ж ] разве я отнял бы от него эту медаль!.. Да на кой [ляд ] оне мне?.. [Нехай себе понавешает тех медалей как гороху, да за что же меня обманывать?! ] Ах черная душа!.. И мог ли я подумать, чтобы Василь Петрович оказал такое против меня!.. А он для того и [карбованцы ] деньги не взял, чтобы медаль ему получить!.. Ах, москаль криводушный!.. [Дивись, ] деньги пришлось бы со мной делить… Вот [же ж ] у меня плечо заболело, поверстных не получаю [и може не имею получать месяц, два ]. А он деньги не принял, чтобы со мной не делиться, а на медаль подал!.. Вот оно как!.. Вот оно как!..» «Госп. Нач. тяги. В дополнение надписи моей № 47893 от 17/VII, и. ч. представить донесение помощника Хлебопчука на Ваше благоусмотрение». Начальник тяги, добравшись в ворохе бумаг для доклада до этого донесения, потребовал всю переписку о исхлопотании награды машинисту Марову, уже приготовленную к отсылке в Управление железных дорог, со всеми мнениями и заключениями, прибулавил к этому бумажному богатству новый перл и написал на уголке: «Г. ревизору VII уч. тяги. Как было дело? Потрудитесь расследовать». Началось расследование. Ревизор[, выведенный из инерции, повлачил по линии отяжелевшие ноги, лениво волоча их то в вагон, то из вагона ] ездил, допрашивал, обливался потом от зноя и писал, писал, писал… В этом месяце он не даром получил свои окладные сто шестьдесят девять рублей с копейками!.. [Писал и Василий Петрович: избесившись до последних степеней на Хлебопчука за упрямое нежелание ездить и за проистекающую оттого необходимость ежедневно скрежетать зубами на помощников, Василий Петрович едва не лопнул от злобы, когда узнал, что Сава валит с больной головы на здоровую и пишет в донесении жалобы на коварство своего машиниста. «Так ты так-то, хохол поганый? Хорошо же!.. Я тебе напою, до новых веников не забудешь!..» — 77 —
|