|
– Вот привязался!.. Ну, чего я там пойду делать?.. Не умею я разговаривать с э[с ]тими господами важными. – Христом-богом прошу! – взмолился кондуктор. – Пожалуйста, Василий Петрович!.. Господ изобидите. Потому – все желают и оченно дожидаются… Большой скандал даже может произойти… – Какой такой скандал? – злобно прищурил глаза Маров. – Что ты меня скандалом пугаешь, [куроцап ]? Я свое дело знаю!.. А ты вот не имеешь понятия, что машинист не вправе оставить паровоз при маневрах… – Оченно понимаем, Василий Петрович! не первый год служим… Только в этом разе [чу ] такая история [что важнеющие пассажиры… Может которые из них с министром – чашка-ложка… И приказы… Просют! – поправился кондуктор ]… Оченно уж просют!.. Идите, ради бога! не теряйте время… – А, черт! – выругался Василий Петрович. – Пойти, что ли? – спросил он, не оборачиваясь к Хлебопчуку. Но Сава или не слышал его [вопроса ], или, быть может, опечалился, что Василий Петрович и спрашивает, и как бы не спрашивает его; только не отозвался ни звуком на этот вопрос, чем еще сильнее обозлил Марова. [«Вишь, ехидна!» – обругал друга в душе окончательно расстроившийся ] Не получив ответа, Василий Петрович [к великому удовольствию посланца ][32] быстро шагнул на ступеньку. [Но дамы, перекидывавшиеся вполголоса небрежными замечаниями, старались придать своим улыбкам и взглядам на это живое пятно грязи благоволение, снисходительность, теплоту… Прекрасные создания, предназначенные самой природой на дело кроткого милосердия, смягчили бы, конечно, суровость приговора своих непрекрасных половин, если бы в глазах преступника этому не мешали их переглядывания, их насмешливый полушепот на каком-то картавом и гнусавом языке, казавшемся Марову скорее мерзким, чем музыкальным. ] Он горел, обливаясь холодным потом, и злился на свое неумение прилично держаться, [с достойным самообладанием ] прямо смотреть в глаза этим людям – «ведь, пойми, все таким же людям, как и ты сам!» – стыдил он себя… Горшей пытки он не переносил еще никогда в жизни! [Когда все эти «лица», изрешетив взглядами свою жертву, вполне насладились казнью – она длилась не более двух минут, но показалась Марову бесконечностью, уже второй за сегодняшний день, – тогда их глаза, утратив убийственность, обратились к тонкой, хотя и величественной и изящной, хотя и пожилой даме, сидевшей посредине букета, и эта дама произнесла царственно-слабым голосом, несколько в нос: ] – Н-нет… [Б- ]благодарю вас, господа! — 72 —
|