|
– …и потом в этом имении, где я жила у дяди, было масса земляники. А я обожаю землянику… Шаги удалялись. – …и тебя я обожаю еще больше! Я так соскучилась без твоих поцелуев, так было тоскливо, что (шаги) прямо-таки целыми днями я с сестрой лежала среди земляничных кустов и все ела, ела… а, может быть, у тебя завелась другая женщина – ты смотри, я такая ревнивая, что… никогда не могла допустить, чтобы сестра съела больше ягод, чем я. Бывало, кричу… узнаю что-нибудь – оболью уксусной эссенцией… да… эссенция… очень хорошо с ней чай пить, с этой земляничной эссенцией! Так мирный монолог тянулся долго, пока слово не перешло к Бычкову. – На кого же я могу тебя променять, мое сокровище, моя птичка!.. Гм! Не то это была канарейка, не то щегленок, но пела удивительно. Один раз я забыл насыпать ей корму, а на другой день… вернее, завтра я приеду к тебе, когда твой муж уберется на свое чертово акционерное заседание! И в этом месте Бычков сбился вдруг с ритма беседы самым жестоким образом… Именно: когда муж был на другом конце комнаты, Бычков вяло тянул свое повествование о канарейке, а когда муж приблизился, то тут Бычков и перешел на «я приеду к тебе, когда твой муж уберется»… – Так, так… – раздался за спиной беседующих кроткий страдальческий голос мужа. – Хорошо вы, молодой человек, воспользовались моим доверием!.. Что ж… я могу «убраться»… могу убраться совсем! Чтоб не мешать влюбленным голубкам. Жена с криком испуга простерла к нему руки, но он тихо отстранил ее и покачал головой: – Не надо ни оправданий, ни объяснений! Глаза мои открылись! Я ухожу! Я ухожу. Буду один вдали от вас переживать эту душевную тяжкую драму и… если на мое имя, вообще, будут письма, – прошу пересылать их в отель «Бристоль». Когда муж, сложив вещи, ушел поспешно и со странно опущенной головой, Елена Ивановна расплакалась и упала на грудь Бычкова. Но потом отстранила голову от бычковской груди, вытерла слезы и спокойно сказала: – Ну, и черт с ним! Мы с тобой славно заживем, о, мое солнце незакатное!.. * * *Прошел месяц. * * *Бычков сидел в номере «Бристоля» у Тугоухова и сердито говорил ему: – Вы со мной поступили подло, по-предательски! Тугоухое ухмылялся: – То есть это почему же? Я ушел, чтобы не мешать вашему счастью. – Врите больше. Просто подбросили мне надоевшую вам жену, а я, как дурак, попался. – Да вы разве недовольны? – Черта с два – доволен. Не женщина, а уксус. Злая, лживая, ревнивая, как дьявол, и глупа так, что иногда поколотить ее хочется. Вы ведь это сами хорошо знаете. Хорошего дурака вы из меня состряпали! — 196 —
|