|
– Мохнатых, что ты! Неужели, ты совершил преступление? – удивились приятели. – Да, господа! Да, друзья мои, – простонал Мохнатых, являя на своем лице все признаки плачущего человека. – Как тяжело сознавать себя отбросом общества, преступником… Хозяин разлил по стаканам остатки пятой бутылки и дружески посоветовал: – А ты покайся. Гляди, и легче будет. По тону слов хозяина Крутонова можно было безошибочно предположить, что в этом совете не заключалось ни капли альтруистического желания облегчить душевную тяжесть приятеля Мохнатых. А просто хозяин был снедаем самим земным, низшего порядка любопытством: что это за преступления, которые совершил Мохнатых? Разлил остатки шестой бутылки и еще раз посоветовал: – В самом деле, покайся, Мохнатых. Может мы тебя и облегчим как-нибудь. – Конечно, облегчим, – пообещали Вострозубов и Полянский. – Дорогие вы мои, – вдруг вскричал в необыкновенном экстазе Мохнатых, поднимаясь с места. – Родные вы мои. Недостоин аз, многогрешный, сидеть среди вас, чистых, светлых и вкушать из одной и той же бутылки пресветлое сие питие. Грешник я есмь, дондеже не… – Ты лучше по-русски говори, – посоветовал Полянский. – И по-русски скажу, – закричал в самозабвении Мохнатых: – И по французски, и по итальянски скажу – на всех языках скажу! Преступник я, господа, и мытарь! Знаете ли вы, что я сделал? Я нашему директору Топазову японские марки дарил. Чилийские, аргентинские, капские марки я ему дарил, родные вы мои… Крутонов и Вострозубов удивленно переглянулись… – Зачем же ты это делал, чудак? – Чтоб подлизаться, господа, чтобы подлизаться. Пронюхал я, что собирает он марки, – хотя, и скрывал это тщательно старик! Пронюхал. А так как у него очищается место второго секретаря, то я и тово… Стал ему потаскивать редкие марочки. Подлизаюсь, думаю, a он меня и назначить секретарем! – Грех это, Мохнатых, – задумчиво опустив голову, сказал хозяин Крутонов. – Мы все работаем, служим честно, a ты – накося! С марочками подъехал. Что ж у него марочек-то… полная уже коллекция? – В том-то и дело, что не полная! Нужно еще достать болгарскую выпуска семидесятого года и какую-то египетскую с обелиском. Тогда, говорить, с секретарством что-нибудь и выгорит. – И не стыдно тебе? – тихо прошептал Крутонов. – Гнусно все это и противно. Марки-то эти можно где-нибудь достать? – Говорят, есть такой собиратель, Илья Харитоныч Тпрундин, – у которого все, что угодно есть. Разыщу его и достану. — 186 —
|