|
Если бы не они со своими кавалерами – театры бы пустовали, издатели модных книг разорялись бы, а телефонистки на центральной станции ожирели бы от бездействия и тишины. Барышни не дают спать телефонисткам. В количестве нескольких десятков тысяч, они ежечасно настоятельно требуют соединить их с номером таким-то. К сожалению, никто не может втолковать барышням, что личный разговор лицом-к-лицу – это письмо, которое можно растягивать на десятки страниц; а разговор по телефону – телеграмма, которую посылают в случае крайней необходимости, экономя каждое слово. Пусть кто-нибудь из читателей попробует втолковать это барышне, – она в тот же день позвонить ко мне по телефону и спросить: правда ли, что я на писал это? Как я вообще, поживаю? И правда ли, что на прошлой неделе меня видели с одной блондинкой? – Вас просят к телефону! – Кто просит? – Они не говорят. – Я, кажется, тысячу раз говорил, чтобы обязательно узнавали, кто звонит? – Я и спрашивал. Они не говорят. Смеются. Ты, говорят, ничего не понимаешь. – Ах ты, Господи! Алло! Кто у телефона?! Говорит барышня. Отвечает: – О, Боже, какой сердитый голос. Мы сегодня не в духе? – Да нет, ничего. Это просто телефон хрипит, – говорю я с наружной вежливостью. – Что скажете хорошенького? – Что? Кто хорошенькая? С каких это пор вы стали говорить комплименты? – Это не комплимент. – Да, да, – знаем мы. Всякий мужчина, преподнося комплимент, говорит, что это не комплимент. Чрезвычайно, чрезвычайно жаль, что она не видит моего лица. Я молчу, а она спрашивает: – Что вы говорите? Что ей сказать? Бросаю единственную кость со своего скудного неприхотливого стола: – Вы из дому говорите? – Какой вы смешной! А то откуда же? Что бы такое ей еще сказать? – А я думал, от Киндякиных. – От Киндякиных? Гм! Вы только, кажется, и думаете, что о Киндякиных. Вам, вероятно, нравится mаdаme Киндякина? Я что-то о вас слышала!.. Ага… Это она называет «интриговать». Потом будет говорить какому-нибудь из своих кавалеров: – Я его вчера ужасно заинтриговала. Понурившись, я стою с телефонной трубкой у уха, гляжу на ворону, примостившуюся у края водосточной трубы, и впервые жалею, оскорбляя тем память своего покойного отца: «Зачем я не создан вороной?» Над ухом голос: – Что вы там – заснули? – Нет, не заснул. Какой ужас, когда что-нибудь нужно сказать, а сказать нечего. И чем больше убеждаешься в этом, тем более тупеешь… – Алло! Ну, что ж вы молчите? С вами ужасно трудно разговаривать по телефону. Расскажите, что вы поделываете? — 155 —
|