|
– Э, черт! Ну, давайте вторую половину. – Вторая… половина… не совсем… готова… – Наполовину готова? – Д… да… Кажется. – Дайте четверть! Дайте восьмушку, но что-нибудь дайте-же, черт возьми!.. – Я вам… завтра… приготовлю… В эту минуту я сам себе был жалок и противен. Директор с омерзением смотрел на мое растерянное, подобострастное лицо и говорил: – Когда мы, наконец, от вас избавимся? – Я не мог найти отчета за прошлый месяц… Я искал… – Потеряли да? Вы бы через газеты публиковали… Чтобы заслужить его расположение, я делаю вид, что меня одолевает припадок смеха, вызванного его остротой, но он брезгливо машет рукой и говорит, постукивая согнутым пальцем о толстый карандаш: – Идите! И если не сделаете через час, – можете уходить на все четыре стороны. Я вылетаю из кабинета… Ффу! Мои толстые, громадные бухгалтерские книги я вел так, что весною в них записывался только ноябрь, а осенью, на страницах с надписью «дебет» и «кредит» – расцветали подснежники и журчали весенние ручейки, извиваясь между красными толстыми линейками. И при этом, мне иногда приходилось работать ночами, потому что я никогда не работал днем, причем надо мной все время висело изгнание, скандал и насмешки. И все я приносил ей – могущественной Богине Лени, на ее жертвенник. …Я стоял, почтительно изогнувшись перед директором: – К сожалению, я не успел вас выгнать, как вы этого заслуживаете, – завтра я уезжаю в Петербург в главное правление и на моем месте будет второй директор правления Андрей Андреич Грызлов. Думаю, что вы не удержитесь при нем и трех дней. Вылетите, как авиатор. Я отдал ему последнюю дань. Захихикал, осчастливленный милостивой директорской шуткой; постоял, ожидая, что он хоть на прощанье протянет мне руку; но встретившись с ним взглядом, торопливо поклонился и выбежал из кабинета. – Влетело? – осведомился кассир. – Ему от меня? – пожал я плечами. – Бог с ним, не особенно. Эту ночь я не спал совсем. Думал. А утром пришел на службу и, раскрыв для вида какую-то книгу, погрузился в ожидание нового директора. Мой план, который родился в бессонную ночь, был безопасен; в случае, если бы он провалился, я «вылетел»-бы немедленно, а если им совсем не воспользоваться, я вылетел бы дня через три. Что такое три дня в нашей длинной монотонной жизни? Но я совершил чудо. Едва этот новый таинственный директор позвонил у подъезда и, раздевшись, вошел в кабинет, я встал с места, захватил кое-какие бумажонки и, сделав товарищам предостерегающий жест, бодро пошел в самую пасть льва. — 130 —
|