– Да ты по какому делу? – Маленькое себе дело. К моей жене заехала из Варшавы на минуточку свояченица, ну, так она имеет варшавское правожительство. Я говорю господину паспортисту… – Хорошо. Зайдешь к трем часам, когда посвободнее будет. Вам чего, барышня? Не плачьте. – Можно так делать? Говорил: «люблю, люблю», а теперь вытянул все, обобрал и ушел… Оставил, в чем мать родила. – Кто такой? – Приказчик от «Обонгу». Прямо-таки оставил, в чем мать родила. – А вы чего же смотрели? – Так если он говорил, что любит. Божился, крестился, землю ел. А теперь что я?.. В чем мать родила! Это не более, как поэтическая метафора, потому что огромная шляпа на голове девицы никогда не позволила бы ей появиться в таком виде на этот горестный свет. – Хорошо, – говорит околоточный. – Вы где в него влюбились? В нашем участке? Будьте покойны, – мы примем меры! Пишущий эти строки долго сидит на потертом деревянном диванчике и любуется этим калейдоскопом кухарок, квартирантов, привидений, пьяных и обманутых мужей. И вот, выждав свободную минуту, я встаю с диванчика и подхожу к обессиленному, отупевшему околоточному. – Вам что угодно? – Темы нет, г. околоточный. – Какой темы? – Для рассказа. – А вы чего-же смотр… Да я-то тут причем, скажите пожалуйста!? – Как, причем? Вы – полиция. Если привидения, пьяные и обманутые мужья вам «причем», то и тема вам «причем». Околоточный трет голову. – Вам тему? – Тему. – Для рассказа? – Для рассказа. – Гм… Подозрения ни на к… Ах, ты, Господи! Ну, мало ли тем… Ну, опишите, например, участок, посетителей. Вот вам и тема. – Ну, вот и спасибо. Опишу. Я, ведь, знал, что, если вы обязаны смотреть за всем, то обязаны смотреть и за темами. Прощайте! Вот – написал. Одно из моих чудес*Чудеса можно делать из-за чего-нибудь: из-за голода, честолюбия, или из-за любви к женщине. Всякое чудо такая трудная вещь, что просто так себе, для развлечения этим заниматься не стоит. Однако, я совершил однажды чудо, не будучи движим ни честолюбием, ни голодом, ни страстью к женщине. Для конторщика, служащего в учреждении, где бухгалтер здоровый, не старый еще мужчина, да при том и крепко сидящий на месте – для такого конторщика честолюбие – крепко запертые ворота. Для голодного человека, совершающего во имя требования организма настоящие чудеса – я был слишком хорошо обеспечен теми шестьюдесятью рублями, которые ежемесячно вытягивал по частям вперед у сонного нерасторопного кассира. — 128 —
|