|
– Тюр-лю-лю, пам-пам-пам, – тянул лениво Стеша, перелистывая осточертевшую и ему самому и окружающим – «Ниву» за 1880 год. Перелистав «Ниву», Стеша съедал кусок черного хлеба с салом, выпивал чудовищную жестяную кружку воды и заходил ко мне «поговорить». – Что скажете, молодой человек? – спрашивал я его, откладывая начатое письмо или книгу. Он садился верхом на стул, шлепая для развлечения ладонью по спинке его и изредка поглядывая на меня с той сосредоточенностью, которая была ему свойственна. – А что, – спрашивал он меня после долгого молчания, – Правда, что в Петербурге пешком по улицам нельзя ходить?.. – Почему? – Такое там движение на улицах, что сейчас же задавят. – Это верно, – подтверждал я. – Там даже на каждой улице ящики такие устроены… – Для чего? – А чтоб задавленных складывать, пока родственники ни разберут. – Да ну? – Уверяю вас. – Да ведь дорого… – Что дорого? – На извозчиках все время ездить. – Что ж делать. Кому дорого, того и давят. Похлопывая ладонью по спинке стула, он принимался тянуть свой непонятный мотив: «тюр-лю-лю, пам-пам-пам»… – А правда, что в Петербурге в театрах совсем голых женщин показывают? – Правда. – Да как же так полиция позволяет? – А ей-то что? Это здесь только и то стыдно, и это стыдно. А там в столице на это смотрят спустя рукава. – Да ну? – Вот вам и «ну». – Тюр-лю-лю, пам-пам-пам! А скажите, правда вот, что говорят в ресторане там, если поужинать, – так рублей сорок за это берут. – Сорок? Слишком вы дешевы, молодой человек… И триста заплатите, если не все пятьсот. – Да ну? За то там и жалованье получают, небось, большое? – Да уж… Конечно, маленький писец получает пустяки, рублей двести-триста в месяц… а кто повыше – восемьсот, и тысячу, и две. Нищему меньше рубля не дают. За то и нищие есть, которые на Невском по три дома имеют. Получив на все свои вопросы точные обоснованные ответы, юноша Стеша, без всякого признака удивления на лице, уходил, волоча ноги и напевая «тюр-лю-лю, пам-пам-пам!». Заходил в винную лавку и торопил мать насчет обеда. Однажды, он пришел ко мне и, вместо того, чтобы расспрашивать меня о Петербурге, разоткровенничался сам: – А я вчера анекдот слышал: один жид пришел по делам к помещику, а тот схватил ружье и говорит: «плавай, жидовская морда, а то застрелю!» Ну, жид, конечно, испугался, упал на землю и сделал вид, будто плавает. А потом помещик засмеялся и сказал: «Благодари Бога, что я тебя нырять еще не заставил!». Здорово, а? — 122 —
|