Акт о кончине подписали член Государственного совета генерал-адъютант князь Петр Волконский, начальник Главного штаба генерал-адъютант барон Дибич, тайный советник лейб-медик баронет Яков Виллие и действительный ст. советник лейб-медик Конрад Стоффреген. С акта о кончине был сделан перевод на французский язык, причем под французским текстом стоят не четыре, как под русским, а пять подписей: еще и подпись генерал-адъютанта Чернышова. Такое разночтение удивляет и невольно наводит на мысль, что для «заграницы» требовалось увеличить количество подписей — для большей, так сказать, убедительности… Следующий документ — протокол вскрытия тела, составленный 20 ноября. Среди девяти подписей, стоящих под протоколом, значится и подпись доктора Тарасова (пятая подпись: «Медико-хирург надворный советник Тарасов»). Это несомненно один из важнейших документов, с которым приходится считаться. Протокол этот надо дополнить строками из воспоминаний Н.И. Шенига, состоявшего при бароне Дибиче по квартирмейстерской части. Речь идет о бальзамировании тела. «21 числа, поутру в 9 часов, — пишет Шениг, — по приказанию Дибича отправился я, как старший в чине из числа моих товарищей, для присутствия при бальзамировании тела покойного государя. Вошед в кабинет, я нашел его уже раздетым на столе, и четыре гарнизонных фельдшера, вырезывая мясистые части, набивали их какими-то разваренными в спирте травами и забинтовывали широкими тесьмами… Они провели в этом занятии всю ночь, с той поры как Виллие вскрыл тело и составил протокол… Кроме вышеназванных лиц и караульного казацкого офицера никого не только в комнате, но и во всем дворце не было видно… Доктора жаловались, что ночью все разбежались (!)…» Казалось бы, по поводу протокола вскрытия не может быть разногласий в его оценке. Однако одно обстоятельство дает основание утверждать, что мы имеем дело с подлогом. Как свидетельствует Шениг, протокол был составлен лейб-медиком Виллие. Между тем в своих воспоминаниях доктор Тарасов утверждает, что протокол был составлен им, Тарасовым. Не ошибся ли Шениг, приписывая авторство протокола вскрытия Виллие как старшему по чину из присутствовавших медиков? Может быть. Но не в этом дело. Дело в том, что Тарасов утверждал, что хоть он и составлял протокол, но не подписывал его. А ведь под протоколом среди других стоит и его подпись (пятая!). Не мог же, работая над воспоминаниями, забыть Тарасов такого факта — подписывал он протокол или нет! Это исключено. Тогда возникает вопрос: каким образом его подпись появилась под протоколом? То, что подпись его была необходима, — не вызывает сомнений, это очевидно, поскольку Тарасов был в медицинском мире ближайшим после Виллие лицом к Александру Павловичу, и отсутствие его подписи выглядело бы более чем странным. — 123 —
|