|
Обратим внимание: Волконский, верный друг государя, настаивает на том, чтобы гроб был запаян в Таганроге и более не открывался. А вот другие документы, относящиеся ко времени после трагических событий 19 ноября. Лейб-медик Виллие сделал такую запись 20 ноября: «Как скоро его величество скончался, даже до того, некоторые лица удостоверились в вещах и в короткое время бумаги были запечатаны». Маловато и — много! «Некоторые лица» даже до того как государь скончался, «удостоверились в вещах» и опечатали бумаги. Картина, нарисованная Виллие, не совсем похожа на ту, которую нарисовал доктор Тарасов: «Все светские и придворные стояли в опочивальне во всю ночь и ожидали конца этой сцене, который приближался ежеминутно». «Некоторые лица» — это определение заставляет скорее думать, что в момент кончины в спальне никого не было, кроме императрицы, как о том сообщает автор «Истории болезни» и о чем можно заключить также и из записок самого Виллие (от 19 ноября), и из журнала князя Волконского, который умалчивает о лицах, присутствовавших в роковую минуту, и говорит лишь об императрице, закрывшей глаза покойнику. И еще: Виллие, прекрасно знавших всех придворных, употребляет такое абстрактное выражение, как «некоторые лица». Странно, почему он не называет их по именам? Это могли быть: Волконский и Дибич — по занимаемому положению. И действительно, в письме Дибича на имя Константина Павловича от 19 ноября можно прочесть: «Вместе с князем Волконским мы укрыли бумаги императора». А что сталось с императрицей? 20 ноября она уехала из дворца в частный дом Шихматовых, где и оставалась до 29 ноября, а затем возвратилась во дворец. В связи с ее пребыванием у Шихматовых уместно упомянуть о двух письмах неизвестного лица из семьи Шихматовых — к матери и брату. В них с чужих слов рассказывается о болезни и смерти императора; в общих чертах их содержание согласуется с данными других документов. Но есть в них нечто новое. «18-го поутру прислал князь Волконский к моему зятю просить, чтобы он приготовил свой дом на случай всеобщего несчастья для императрицы, которую они располагали перевезти к нам… Сию минуту пришла моя женщина из дворца сказать нам, что, слава Всевышнему, нашему государю императору сделалось лучше, и сейчас взяли здешнего штаб-лекаря Александровича… ибо он в моем доме пользует двадцать лет и особливо горячки чудесным образом лечит…» И еще: «Императрицу до сих пор милосердный Бог укрепляет, которую просили переехать к нам в дом, на что она не хотела согласиться и сказала князю Волконскому: «Я уверена, что вы разделяете со мной мое несчастье, но неужели вы думаете, что меня привязывала одна корона к моему мужу? — 121 —
|