|
Неповторим и незабываем образный и поэтический язык «Калевалы». Он настолько сладкозвучен, что даже в русском переводе воспринимается как верх совершенства: Мне пришло одно желанье, Я одну задумал думу, — Быть готовым к песнопенью И начать скорее слово, Чтоб пропеть мне предков песню, Рода нашего напевы. На устах слова уж тают, Разливаются речами, На язык они стремятся, Раскрывают мои зубы.... (Перевод— здесь и далее, кроме оговоренных случаев, — Л. Вельского) Переводится название эпической поэмы как «Сыны Кале-вы» (Калева— родоначальник карело-финских племен). Любопытно, что собственно в фольклорной поэзии и прозе название «Калевала» почти не встречается. Популярным это слово сделалось после опубликования эпоса (сокращенной композиции — в 1835 году и полной версии — в 1849 году). Имя прапредка Калевы поминается постоянно (кстати, в его основе лежит один из архаичных общеязыковых корней «кал»). В сказаниях и песнях, оставшихся за пределами литературной обработки Э.Лё'нрота, Калева— великан, у которого 12 сыновей. Многие герои «Калевалы» также из числа первопредков и первотворцов. Таков северный Орфей— Вяйнямёйнен (сокращенно — Вяйно) (рис. 65) — мудрый старец, сказитель и песнопевец-музыкант, шаман и волшебник в подлинном смысле данного понятия (разве что вместо бубна у него сладкозвучные гусли-кантеле). С помощью заклинаний Вяйнямёйнен заговаривает кровь, строит волшебную ладью, отваживает от нее жуткое морское чудовище, превращает кусочек трута в неприступные скалы и рифы, усыпляет врагов и спасает собственный народ от эпидемии. Одновременно он несет в себе отпечаток архаичного божества-демиурга и живого человека, под верженного сомнениям и страстям (в частности, Вяйнё часто и обильно плачет). Точнее, образ Вяйнямёинена, как он дожил до наших дней, соединил в себе представления о первопредке и первотворце. Черты последнего особенно заметны в начальных космогонических главах. Вяйнямёйнен— сын небесной богини— Ильматар, дочери воздушного (и безвоздушного, то есть космического) пространства. Забеременела она одновременно от буйного Ветра, который «надул» плод в процессе «качания» на волнах, и Синего моря, которое обеспечило последующую фазу беременности — «полноту» (следовательно, обоих можно считать отцами Вяйно). Между прочим, подобное зачатие эпического героя от ветра встречается и в других мифологиях (например, у пеласгов— предшественников эллинов на Балканах), что лишний раз подтверждает общность генетических и культурных корней различных этносов. Роды у Ильматар не наступали до тех пор, пока она не превратилась в Мать воды— первозданную водную стихию и не выставила над бескрайним первичным Океаном пышущее жаром колено. На него-то и опустилась космотворяшая птица— Утка (у других северных народов это могла быть гагара, у древних египтян — дикий гусь, у славяно-русов — гоголь-селезень, но мифологическая первооснова у всех одна). Из семи яиц, снесенных Уткой (шесть золотых и одно железное), и родилась Вселенная, весь видимый и невидимый мир: — 133 —
|