|
- Ой, не могу... Попытается втянуть... - Ни дать, ни взять ежик... - Первый... Фи, Галька, какие мы с тобой бессовестные. - Мы же по-доброму... Кстати, чего это я именно про ежиков анекдот вспомнила? - Своего Вадима спроси, он же у тебя на Фрейде помешан. Сразу бы выдал тебе, Галина Алексеевна: «Ежик – это не спроста». - Почему? - О бессознательном что-нибудь слышала? - Я же участковый терапевт. Ко мне иной раз такие бессознательные приходят. - Вот и посуди, только вспомнила этого... как его? - Сидорина... - Ты мне брось: «этого... как его». - Так тебе он друг, мне с ним детей не крестить... Не отвлекай, пожалуйста. Только вспомнила, и сразу из подсознания круг появился. Пока не замкнутый. Ведь ты же анекдот заранее не собиралась мне рассказывать? - Нет, конечно. Всплыл из памяти... - Всплыл... Смотри, Глазунова, доиграешься. - Ерунда, я женщина честная и верная. Так что скажет мой суженый? - Что ты готовишь ему вкусное рагу... Женщины прыснули. - Да ну тебя, Алиска. Нет, здесь другое. Я же тогда совсем девчонка была. Все эти годы себя лепила. - Ну и как? - Со стороны виднее. Это я должна тебя спросить: «ну и как»? Мне самой нравится. Только... Что-то ушло с той девочкой... очень хорошее, светлое. А Сидорин... Ты не представляешь, Алиска, что это был за человек! Как-то раз Вадик заболел. На улице мой, сирень цветет, а у Вадима тоска в глазах, он уже койку эту ненавидит. Приходит Сидорин, собственной персоной, - Асинкрит не в общежитии, у дяди жил. Приходит, берет в соседней комнате гитару – и начинает петь. Четыре часа рел. Во всем общежитии окна открылись – здорово он пел. Визбор, Окуджава, Суханов, Анчаров... Вот только Высоцкого почему-то никогда не пел. Вот... Так о чем это я? Ах, да. Пел, пел. Вадька весь в соплях, слезах и благодарности. А Сидорин ему: ладно, мол, старик, не бери в голову. И благодарить не надо. Просто мне делать было нечего. - И Вадим Петрович, что – обиделся? - Конечно. Чуть драться не бросился, еле успокоился. - Ну и глупый. Сидорин доброе дело сделал, а слов благодарных засмущался. Вот и выставил колючки... - Теперь-то я это понимаю. И Вадим тоже. В этот момент в кофейню вошла женщина. Вошла робко, словно бедная крестьянка, впервые переступившая порог роскошного барского дворца. Она подошла к Юрию, заказала кофе. - Идите к подругам, Люба, я сейчас принесу. - Спасибо. Только... Хорошо, принесите. И Братищева, а это была она, подошла к знакомому столику. - Здравствуйте, девочки. - Здравствуй, Люба, – кивнула в ответ Толстикова. — 86 —
|