Единственный крест

- Привет, коли не шутишь. Лиса, – процедила сквозь зубы Глазунова.

- Присаживайся. – Толстикова.

- Спасибо.

- Ладно, Алиса, мне пора. Пойду я. – Глазунова.

- Подожди, Галина, мне вам кое-что сказать надо.

- Вот только без этого. Хорошо, Любочка?

- Без чего?

- Без штучек твоих лисьих. Поплачь еще. Вот и слезы выступили.

- Галина, не надо. Видишь человеку плохо? – вступилась Толстикова за Любу.

- Сама виновата. И рыбку скушать захотела и...

- Галя, - настойчиво повторила Лиза, - ты очень хорошо сказала про девочку. В каждой из нас была такая девочка. Твоя смотрит сейчас на тебя...

- Нет, что я должна – целоваться с ней?

- Хотя бы выслушай.

- Да, говорить она умеет. Хотя, нет... спрошу. Скажи мне, Любочка, помогли тебе твои ляхи?

- Какие ляхи? А, ты в этом смысле...

- Во всех. Когда в «Экспресс-газете» статью читать?

- Статьи не будет.

- Что так? Не взяли?

- Я решила не посылать. Во-первых, в «Окраине» первую статью изуродовали, у меня не так все было. По-человечески. А во-вторых... Впрочем, это уже не важно.

- Молодец, Люба.

Братищева благодарно улыбнулась Толстиковой, но улыбка также быстро погасла, как и родилась.

- Я, собственно, попрощаться зашла. Мало ли что. Знала, что увижу вас, вот и зашла. Сейчас в соцзащиту заходила... рядом... вот и решила...

- Ты что, уезжаешь куда? – спросила Толстикова.

- От себя, от совести своей не убежишь, - глубокомысленно изрекла Галина.

- Завтра в больницу ложусь, а в конце недели обещали сделать операцию.

- Погоди, ты о чем говоришь? – Глазунова будто впервые увидела Любу.

- Я не говорила раньше, а потом... вы сами понимаете, - Братищева говорила, с трудом подбирая слова. – Уставать стала быстро, голова болела и кружилась. Думала, что работаю много. Оказалось, что щитовидка.

- У кого ты была? – Галина стала по-врачебному деловита.

- У Розы Петровны...

- У Максимовой? Хорошо. Врач от Бога. Узлы?

- Два. Сказала большие, надо оперировать. Это рак, Галя, да?

- Почему сразу рак? После операции возьмут узлы на исследование и...

- Девочки, мне нельзя умирать. У меня Олька...

- Раньше времени не хорони себя, - сердито перебила Братищеву Галина.

- Люба, а сейчас куда ты ее устроила? - спросила Лиза.

Братищева махнула рукой, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.

- Вы же знаете, никого у меня. Родителей своих никогда не видела, а бабушек и дедушек, тем более.

- Прости, - не успокаивалась Толстикова, - а муж? Ну, то есть отец ребенка?

- Отец ребенка... Где-то катается колобком на бескрайних просторах Родины. Да он и не знает, что у него дочь растет... Я зачем в соцзащиту ходила? На время операции Ольку в интернат устроили. Сходила я туда. Ой, девочки, - и она все-таки заплакала, - это ужас. Сама детдомовская, но такого тогда не было. Представляете, вот такие крохи – и матом ругаются... Бедная моя девочка!