- Алиска, народ хочет знать истину, - не выдержала Люба, - хватит томить. - Понимаешь, если верить Сидорину, лиса-Алиса – это Закряжская. - Стоп, стоп, - опять вставил свое веское слово Вадим, - лично мне имя Закряжской ничего не говорит. - Это женщина, с которой я делю рабочий кабинет, - пояснила Лиза. – Что-то среднее между серой мышкой и... Увы, никто так и не узнает, о какой второй ипостаси Закряжской хотела сказать Толстикова, ибо она вдруг замолчала, а потом недоуменно посмотрела на Сидорина: - Плошкин-Озерский?! - Молодец! – Асинкрит был очень доволен. - Вот мы и нашли кота Базилио. Разумеется, Толстикова вновь объяснила Вадиму, кто такой Плошкин-Озерский. А затем опять слово взял Асинкрит. - Версия с Лебедевой и Слонимским была очень красива, но и в то же время хрупка. Но обижайся, Алиса, но к мысли о директоре и его заместителе нас подталкивала чужая воля. Слишком явно подталкивала. Между тем, какой был резон у Аркадия Борисовича сотворить кражу в собственном музее? Две украденных картины за время его директорства – не много ли? А он, поверьте, дорожит своим местом. Но для нас важнее то, что была и еще одна кража, первая, произошедшая до прихода Слонимского в музей. - То есть, уже существовала схема, к которой директор не имел никакого отношения? - Совершенно верно, Люба. Схема была до Слонимского, сработала она и при нем. - Получается, Львовский причастен и к прежним кражам? – чувствовалось, что Братищева быстрее всех вошла в ситуацию. - Не думаю. Скорее всего, он знал о том, кто их совершал. А раз так, то у него нашлись веские доводы для того, чтобы убедить нашего местного поэта и сотрудницу музея сделать это в третий раз. Дальше все было просто: схема действовала безотказно. Плошкин – свой человек в музее, его присутствие абсолютно естественно. У Закряжской, видимо имеются дубликаты ключей от всех помещений в здании или, по крайней мере, от самых важных. Отключается система сигнализации - и они полные хозяева положения. Куда спрятать картину, им подсказал Львовский. Для несведущих поясню: кабинет Сечкиной находится как раз напротив кабинета Лизы и Закряжской. Сидит в нем бабушка, яко черепаха в тине, и возвращает к жизни сложенные трубочками холсты. Есть там картины хороших художников, есть и очень даже посредственных... - Асинкрит, ты хочешь сказать, что все это время... - Да, Лиза, да. Все это время богдановская девочка благополучно пролежала в огромном ящике, среди полотен, дожидающихся очереди для реставрации. Думаю, пару дней назад холст перекочевал в сумку к Закряжской, чтобы затем вновь оказаться на месте – Плошкину оказалось не под силу открыть мою дверь: что может медведь, то не может кот, и наоборот... — 228 —
|