|
- Нет, я перебью, - от ярости у Толстиковой сперло дыхание и она чуть не задохнулась, - что за чушь вы несете? - Это не чушь! Я не ханжа, живите, с кем хотите, - это дело вас и вашей совести, но девочка, даю вам слово, не будет свидетелем этого... этого безобразия. Уроки отца Николая были мгновенно погребены. Лизе захотелось вцепиться в лицо, нет, в эту холеную бабскую физиономию и расцарапать ее. И все-таки она овладела собой: - Значит, так. Все, что вы сказали – это гнусная ложь. Это во-первых... - Я еще не все сказал, голубушка. - Я вам не голубушка... - Как знаете. Повторяю, я отвечаю за свои слова. - Чем отвечаете? - Да хоть чем. Хоть головой. - И не боитесь? - Кажется, вы мне угрожаете? Ай-я-яй, голубушка... Елизавета Михайловна, как вы меня разочаровали. Такая красивая, умная женщина... - Я не угрожала вам. - Что же вы делали? - Удивлялась. Как так смело можно рисковать своей головой. - Но это же моя голова, а не ваша. Согласны? И давайте по-существу – у меня еще уйма дел. Повторяю, я не ханжа и все могу понять. Кроме одного: почему моя воспитанница должна находиться под одной крышей с психически больным человеком, открыто признающим себя оборотнем? Что, скажете, я опять лгу? – и с этими словами Рыбкин поднялся и достал из какой-то папки газету. Лиза сразу догадалась, что это была статья Братищевой. Вот как все аукнулось. - Да, вы опять лжете. Желтая газета – не аргумент, Сидорин вполне... - Вот что, госпожа Толстикова, - Святослав Алексеевич направился к своему директорскому креслу, - наш разговор окончен. – Я никому ничего не должен доказывать, это, скорее, ваша проблема. Хотя не думаю, что у вас что-то получится: Лизу Иванову ни вы, ни Сидорин больше не увидите. Даю вам слово. - Посмотрим, - Лиза встала. - Сказал слепой, - обворожительно улыбнулся Рыбкин. – И не беспокойтесь за свою маленькую тезку – у нее все будет хорошо... - Даете слово? – взяв себя в руки, не менее обворожительно улыбнулась Толстикова. - Конечно. Скоро у малышки появится новая семья – очень достойные люди, из прекрасной страны, они дадут... – было видно, что любовавшемуся собой Святославу Алексеевичу последнее слово не понравилось, и он на секунду замолчал, но затем продолжил: - ...сумеют дасть... дать Лизе все, что ей потребуется. - Птица говорун, - нашла в себе силы ответить Лиза, хотя услышанная новость просто ошеломила ее. Весь остаток дня она тщетно пыталась дозвониться до кого-то из друзей. Глазуновы – в деревне у бабушки, Братищева освещает какой-то женский симпозиум. Сидоринский мобильник был выключен. — 163 —
|