Единственный крест

- А кто это?

- Наш уролог. К нему в отделение знаешь кого положили?

- Кажется, догадываюсь: твоего друга Романовского?

- Молодец, в самую точку. Храбростин сказал, что ничего серьезного – обычный пиелонефрит. Подлечат и через две недельки выпустят.

- Я рад за него. Ты почему столь эмоционален, мой друг?

- Не догадываешься?

- Нет.

- Странно. Хорошо, слушай дальше. Сегодня он купил пива, говорят, шесть бутылок, поехал зачем-то в город...

- Да что ты говоришь... Приехал из города...

- И не смог сходить в туалет. Разумеется, перепугался. Я даже удивлен был сначала: говорю ему, выпей, фурамедон – и все будет нормально, а завтра – с визитом к Храбростину.

- Можешь не продолжать, угадаю с одного раза: Романовский о фурамедоне не вспомнил, зато вспомнил обо мне.

- Да, и теперь я догадываюсь, почему. Зовет он тебя.

Глава двадцать пятая.

Домик в сказочном месте.

- Только ты не очень-то зазнавайся, - Толстикова была поражена, но пока они ехали в больницу, старалась опустить Сидорина на землю. – Пиелонефрит каждый может подхватить...

- Идучи за счастьем. Разумеется каждый.

- А почему ты такой счастливый?

- Откровенно?

- Желательно. Только про теорию не надо, пожалуйста. И, надеюсь, ты не радуешься несчастью человека.

- Елизавета, ты впрямь ничего не понимаешь? Я радуюсь: Вадим сказал, что за две недели его подлечат. Значит, нет у меня греха на душе. Но зато он... он все понял. Не я ему сказал, но через меня сказали. – И Сидорин показал на небо.

- Я ведь после того разговора, - продолжал Асинкрит, - страшно зол был на Романовского. А оказалось... все оказалось кстати.

В больнице их уже ждал Вадим Петрович.

- Ребята, вот халаты. Надевайте – и за мной.

Для Романовского нашли отдельную палату. Лизе показался знаковым ее номер – 6. Она заметила, что номер палаты сделал Сидорина еще счастливее.

- Асинкрит, - шепнула Толстикова, - ты хоть смени выражение лица.

- А на какое надо сменить?

- На соответствующее. Это же больница.

- Ладно, там посмотрим.

Надо отдать должное Сидорину: к кровати Романовского он подходил с самым грустным видом.

- Что с вами случилось, Сергей Кириллович? – участливо спросил Асинкрит, подходя к больному.

- А то вы не знаете? – слабым голосом ответил тот.

Асинкрит откашлялся, успев при этом прошептать Толстиковой: «Ну что, говорить правду легко и приятно?» Лиза в ответ чуть слышно: «Выкручивайся сам».

- Так что же вы молчите, Асинкрит Васильевич? Сказать нечего?

- Отчего же, Сергей Кириллович. Но, во-первых, я сказал все что хотел, тогда, при нашей встрече. Во-вторых, это вы меня позвали сюда, а в-третьих – взбодритесь. Жить будете...