Хотя я ничего не знал о Ньянавире, пока не прочел его книгу, я давно был знаком с трудами его друга Берти – то есть Ньянамоли Тхеры, – в особенности с его посмертно опубликованной работой Жизнь Будды, которую я читал, когда был монахом в Швейцарии. Проведя одиннадцать лет в монастыре «Остров Эрмитаж», Ньянамоли Тхера умер от сердечного приступа во время пешей прогулки 8 марта 1960 года. Ему было пятьдесят пять лет. Ньянамоли оставил после себя несколько ценных переводов классических палийских текстов на английский язык, большинство из которых продолжают переиздавать и сегодня. Слабое здоровье также создавало проблемы и Ньянавире, все еще жившему в одиночестве в своей хижине в джунглях. Он страдал от бесконечных тропических болезней. Одной из самых тяжелых и стойких была амёбная дизентерия, паразитарная инфекция кишечника, которая лишала его возможности сидеть в медитации. Летом 1962 года его начали мучить эротические фантазии. Он считал, что это болезнь, сатириаз (в настоящее время известная как «гиперсексуальность»), не поддающееся контролю желание заниматься сексом. «Из-за этой напасти, – записал он 11 декабря того года, – я разрываюсь между двух огней. Если я уступаю чувственным образам, которые одолевают меня, моя мысль обращается к мирской жизни; если я сопротивляюсь им, моя мысль обращается к самоубийству. Жена или жизнь, можно так сказать». К ноябрю 1963 года он «оставил последнюю надежду на дальнейшее улучшение своего положения в этой жизни», но решил не снимать с себя монашеский сан. Вопрос был в том, сколько он еще сможет «выдерживать напряжение». Хотя в буддизме самоубийство обычно признается этически равноценным убийству, для того, кто стал «вступившим в поток», оно допустимо в таких обстоятельствах, которые мешают дальнейшей практике. В палийском каноне описано множество случаев, когда Готама освобождает от ответственности за самоубийство продвинутых монахов, которых, как Ньянавиру, поражали неизлечимые болезни. Традиционно это объясняется тем, что «вступивший в поток» может быть уверен, что, прежде чем он навсегда выйдет из циклического существования, его ждут всего максимум семь рождений. Критическое отношение Ньянавиры к ортодоксальным буддийским представлениям не заставило его усомниться в традиционном учении о перерождении, нечеловеческих областях существования и нравственном законе кармы. Хотя он отвергал мистику, все же он верил, что в медитации можно обрести такие «способности», как левитация, ясновидение и память о прошлых жизнях. Он удалил «мертвую материю» комментариев, но отказался поставить под сомнение авторитет самих наставлений Будды. «Я относился и отношусь к суттам так, что, если я найду в них что-либо, что противоречит моим собственным взглядам, то скажу: они правы, а я не прав.» Такой фундаментализм поразительным образом соседствует со страстностью скептика, которая пронизывает большинство его текстов. Кажется, ему не может прийти в голову, что сами сутты могут быть также наполнены мертвой материей, унаследованной из индийской аскетической традиции. Он, несомненно, признавал, что единственной целью учения Будды было освобождение от круга перерождений. Он испытывал отвращение к жизни. «Существует выход, – настаивал он, – существует способ положить конец существованию, только если хватит храбрости плюнуть на нашу дорогую человеческую природу». — 109 —
|