|
- Куштовайте, ешьте-ешьте, Бог еще даст. Еще по куску берем, ломти такие большие. Треть буханки, наверное, съели. Она режет остаток пополам. Я сглатываю слезу, мужик крепкий, но... Я понимаю, что это она для нас отрезает. Сами трогать хлеб не смеем, она ищет какую-нибудь тряпицу, чтобы его завернуть. Что-то настораживает, какой-то шум. Обостренный слух, шумит бортовая машина. Мы срываемся и бежим по касательной к лесу. Немцы на грузовике, человек шестнадцать сидят в машине по бортам. Машина тяжело идет по бревнам. Собак нет. Мы без оружия, а там взвод автоматчиков, в касках, с ними эсэсовец (потом он меня поймает, первое знакомство с ним). Страх. Что они здесь делают, не понятно. Дальше дороги нет, она обрывается пустошью. Это тем более странно, что дорога - старый настил из бревен, топкое место. Тот тянет меня: - Пойдем отсюда, что тут смотреть. Ты еще долго будешь? Понимаю: надо идти, но что-то приказывает остаться, что-то должно произойти. Не могу уйти. - Отстань, оставь меня в покое. Он такой трусливенький. Те бегают, осматривают, заглядывают в колодец, выстраиваются. Там остался хлеб, он меня притягивает, надежда, что побудут и уедут. - Надо уходить, да тикаем, Стас. - Хлебушек остался. - Давай, надо ноги уносить, бежим. - Иди один. - Пойдем, пойдем отсюда, - тянет за рукав. - Не хочу, оставь. Опять бежать, скрываться, как собака. Я продвигаюсь поближе, чтобы видеть, что происходит. Он боится, не хочет со мной остаться, так и ушел. Зашел главный черный в дом. Немцы в доме, выводят их из хаты и ставят около колодца. Немец орет на нее, она понять не может, переводчика нет, сурово так смотрит, руки положила на младшего, старший к ней прижался. Немцы шарят вокруг. На ломаном русском ей: - Раздевайся, шнель-шнель. Я смотрю из леса совершенно завороженный. Я один, я в ужасе, неужели их убьют. Дети жмутся к ней, она их поворачивает к себе лицом. Он приказывает автоматчикам, они становятся с двух сторон от него. Он достает пистолет, он ее расстреливает из пистолета, те - детей. Стрельбой из автомата перебивают деревяшку, на которой ведро, всплеск воды. Я не вижу, я отворачиваюсь. Я не могу этого видеть. Одежду они сбросили в колодец, а трупы остаются у колодца. Я чуть вглубь леса отошел. Они грузятся на машину и уезжают. Я выхожу, вижу мертвые тела. Две девочки, старшей лет тринадцать, другой шесть-семь. Детское тело, крови нет, а только маленькое пулевое ранение. Я смогу все забыть, но не это. Тела голые, они их расстреливали голыми, рядом лежат на земле. Разве можно это вынести? У меня спокойное отношение к войне как обрезало. Чувство ненависти - уничтожать. — 179 —
|