|
Теперь все закончено. Разделенное состояние сознания больше вообще не может функционировать; это всегда пребывает в неразделенном состоянии сознания. Этого ничто не может касаться. * * *Хислоп: Мне кажется, У.Г., что вы сутра только ходили вокруг проблемы, не затрагивая сути. Теперь скажите мне, почему вы говорите, что все это просто? У. Г.: Но для меня это было просто. Так что это должно быть просто для вас. Хислоп: Скажите мне, почему это просто? У. Г.: Потому, что я сперва упростил проблему, избавив ее от всех сложностей, всех вариаций. Я удалил все внешние аспекты одного и того же вопроса, поскольку по существу есть только одно, и это я ищу. Это все. Если я занимаюсь этим, все другие вещи разрешаются автоматически. Все они – вариации одной и той же проблемы. Для меня есть только одна проблема, и эта проблема – я. Хислоп: Приведите пример. У. Г.: Я думаю, мы говорили об этом – об этой проблеме нахождения. Это было моей проблемой. Почему для меня невозможно получить ответ на этот вопрос? Является ли вопрос неправильным, или есть ли у меня какой‑то способ найти ответ? Кажется, у меня нет никакого способа найти ответ. Никто не способен дать мне ответ, который я хочу, потому что когда я иду и спрашиваю этих людей, у меня уже есть идея ответа, который я хочу от них получить. Вопрос в том, есть ли вообще такая вещь, как религиозный опыт. Весь мой опыт кажется противоречащим тому, чему нас учили. Понимаете, все это – несуществующее. Я – жестокий человек; я вспыльчивый человек. Это реальность. Так что все остальное не существует. Я – жестокий человек здесь. Эти качества – где они существуют? Существуют ли они вообще? Они не существуют. Это тот же самый индивид, который создал все это для своего собственного выживания – для моего выживания, потому что эта жестокость меня сжигает. Это агрессивность меня сжигает. И я препятствую этому сжиганию, идя куда‑то еще или пытаясь искать что‑то еще. Это подвело меня к такой точке, где я должен позволить этому сгорать. Я нахожу, что все, что я делаю и чувствую, уничтожает меня. Это очень пагубно. И все остальное накладывается на это – как идеалы, как нечто чудесное, как цель, которой нужно достичь. По‑видимому, все это вообще не существует. Где оно, кроме как в моем воображении? Хислоп: Когда вы говорите, что все, что вы делаете или думаете, вас уничтожает, вы имеете в виду то действительное мышление о цели... У. Г.: Я сержусь. Я кого‑нибудь бью. Так что я и есть этот гнев. Я осознаю, что, несмотря на все мое воспитание, все мое религиозное обучение, всю мою дисциплину, я такой вспыльчивый и не способен сдерживаться. В тот момент это – жестокость; я – жестокость. И эта жестокость раздражает меня, сжигает меня. Все мое существо как будто в огне. И потому я пытаюсь выскочить из огня. Почему я пытаюсь выскочить из него? Почему я не даю этому огню сжигать меня? Что это такое, что хочет выживать, избегать этого сожжения? — 197 —
|