волов, а самана не пьяница. Правда тому, кто пьет, удается одурманить себя, он находит временное освобождение и покой, но ведь его самообман проходит, и он убеждается, что все осталось по-старому; он не стал мудрее, не приобрел познаний, не поднялся на высшую ступень. Но Сиддхартха заметил на это с улыбкой: -- Не знаю, я никогда не напивался, но что я , Сиддхартха, в своих упражнениях и самопогружениях нахожу лишь временное усыпление и так же далек еще от мудрости, от искупления, как ребенок в чреве матери, это-то я знаю, о Говинда, это-то я хорошо знаю... И в другой раз, когда оба они вышли из лесу, чтоб попросить в деревне для своих братьев и учителей немного пищи, Сиддхартха снова заговорил о том же; -- Ну, что же, Говинда, как по-твоему -- мы на верном пути? Ближе ли мы стали к познанию и искуплению? Не вертимся ли мы, в сущности, в круге -- мы, рассчитывавшие вырваться из круговорота? И ответил Говинда: -- Многое мы узнали, Сиддхартха, и многое еще остается нам узнать. Нет, мы не вертимся в круге, мы поднимаемся вверх. Наш круг -- это спираль, на несколько ступеней мы уже поднялись выше. И сказал Сиддхартха: -- Сколько по-твоему лет старейшему самане, нашему до стопочтенному учителю? Ответил Говинда: -- Лет шестьдесят, верно, будет ему. А Сиддхартха на это; -- Шестьдесят лет прожил он на свете, а Нирваны не достиг. Он проживет и семьдесят, и восемьдесят. И мы с тобой проживем столько же, будем подвигаться, будем поститься и размышлять, а Нирваны все-таки не достигнем,-- ни он, ни мы. О Говинда, сдается мне, из всех саман, существующих в мире, быть может, ни один не достигнет Нирваны. Мы тешим себя надеждами, мы приобретаем знания и умения, которыми сами себя дурачим. Но того, что одно только и является существенным,-- настоящего пути мы не находим. -- Не говори таких страшных слов, о Сиддхартха!--сказал Говинда.-- Возможно ли, чтобы среди стольких ученых мужей, среди брахманов и стольких — 12 —
|