Вернувшись на свое место, я снова закрыл глаза, решив выбросить из памяти подслушанный обрывок разговора. Хорошо, что я не вмешался и не попросил разъяснений. И тут мне вспомнился энтузиазм, охвативший меня на озере. А вдруг у этого человека были какие-то сведения о той самой Рукописи? И я, выходит, упустил драгоценную возможность что-то узнать! Поколебавшись еще некоторое время, я встал и прошел в носовую часть самолета. Человек в очках сидел в центре салона, и непосредственно за ним было свободное место. Я вернулся, сказал стюарду, что хочу пересесть, собрал вещи и сел туда. Через несколько минут, я решился прикоснуться к его плечу. — Извините, — сказал я, — я случайно услышал, что вы упомянули какую-то рукопись. Вы говорили о перуанской находке? Его удивление сменилось настороженностью. — Да, — нерешительно сказал он. Я представился и поспешил объяснить, что слышал о Рукописи от приятельницы, недавно побывавшей в Перу. Ему явно стало полегче. Он тоже представился — Уэйн Добсон, преподаватель истории из Нью-Йоркского университета. Тут я заметил, что наш разговор вызывает явное раздражение у господина, сидящего рядом со мной. Он откинулся на сиденье, намереваясь поспать, а мы ему мешали. — А вы видели Рукопись? — спросил я историка. — Только отрывки, — ответил он. — А вы? — Нет. Но моя знакомая рассказала мне о Первом откровении. При этих словах мой сосед заворочался в кресле. — Извините, сэр, — обратился к нему Добсон. — Мы вам, наверное, мешаем. Может быть, вы не сочтете за труд поменяться со мной местами? — Не сочту, — буркнул тот. — И даже рад буду. Мы вылезли в проход, и после пересадки я сел у окна, а Добсон устроился рядом со мной. — Расскажите, что вам известно о Первом откровении, — попросил он. Я немного помолчал, собираясь с мыслями. — Я так понял, что Первое откровение — это постижение, смысла таинственных совпадений, которые меняют нашу жизнь. Это осознание того, что нас что-то направляет. Говоря это, я чувствовал себя довольно глупо. Мое замешательство не укрылось от Добсона. — А сами вы, что об этом думаете? — Не знаю, что и думать. — Это ведь противоречит расхожим взглядам, верно? Вам, наверное, легче бы было отбросить эти мысли и вернуться к своим повседневным делам? Я засмеялся и кивнул. — Вот так и все реагируют. Даже если мы временами ясно видим, что наше понимание жизни неполно, мы обычно напоминаем себе, что смысл существования всё равно непознаваем, и решаем не задумываться. Поэтому, и необходимо Второе откровение. Как только наше осознание глубинного смысла совпадений будет подтверждено историческими данными, оно укрепится. — 15 —
|