Кроме того, если кто-то испытывает близость ко мне в то время, как он мне безразличен – то это его проблемы и пусть он не вешается на меня со своей симпатией. Почему-то такая позиция кажется вполне очевидной в других ситуациях, например, когда сексуально озабоченный мальчик хочет девочку, которой он безразличен, то считается вполне естественным, если она дает ему от ворот поворот, а вот когда человек, обремененный родительским психозом, но безразличный тебе, чего-то хочет от тебя, потому что у него там какая-то близость к тебе есть, то считается неприличным оттолкнуть его. Повторю - тот факт, что среди знакомых и друзей моих родителей не было людей, хоть в чем-то похожих на меня, говорит о том, что такие люди, как я, им попросту неинтересны. Вывод - моя особенность для родителей состоит только в концептуальном восприятии меня как своей дочери. Мои человеческие качества и стремления не имеют для них ценности, иначе бы они проявляли интерес ко мне в связи с ними и/или искали бы общества таких людей вне семьи. А т.к. им неважно, что за человек за табличкой «их дочь», то их отношение ко мне – это на самом деле не ко мне, а к этой табличке, за которой может стоять кто угодно. 12. «Как можно жить, зная, что мои родители где-то мучаются в тоске по мне и в одиночестве, нуждаясь во внимании и заботе ? Не реагировать на это - нечеловеческая холодность и бесчувственность - ведь я могу им помочь, могу сделать так, чтобы им стало легче. Как можно радоваться и быть беззаботной, когда кому-то плохо из-за меня??» Их мучаю не я. Я не прихожу с ножом и не режу их. Я просто живу своей жизнью и не трогаю их. Они мучаются сами, потому что привязаны ко мне и потому, что интерпретируют мое невнимание к ним как ненависть и как предательство, точно так же, как когда-то интерпретировали мое общение с ними, как любовь к ним. Им гораздо удобнее считать, что я их люблю и требовать от меня внимания, чем разбираться со своими интерпретациями, менять их, устранять, одним словом, избавляться от зависимости от меня. Они не хотят ничего делать, не хотят прикладывать усилий, а хотят лишь требовать, чтобы кто-то пришел и что-то сделал такое, от чего им станет легче. Какая же в этом любовь - тут только желание ничего не менять и удовлетворить свои потребности за чужой счет. Такие потребности не вызывают во мне отклика, поэтому я не реагирую на них. Если крокодил в болоте начнет плакать и рыдать от того, как он хочет есть, это не значит, что я должна броситься ему в пасть. А ведь это тоже бесчувственность - ему же плохо, смотри какой голодный и как мучается! И вору тоже плохо без моих денег, в ресторан сходить не на что и от этого депрессия - может пожалеть его? Вполне возможно, что родителям, как и крокодилу, и вору, станет легче от моих жертв, но мое мнение такое - каждый пусть решает вопросы сам, как может, я тут ни при чем. Если бы родители меня любили, разве бы они захотели, чтобы я делала то, чего не хочу, чтобы я шла против своего интереса и искренности, да еще и из-за них! Но им это нужно несмотря на то, что они знают, что у меня нет интереса к общению. Им все равно, что чувствую я, им важно только, что чувствуют они. В этом нет ничего особенного, обычная ситуация. Но тогда надо называть вещи своими именами - ТУТ НЕТ ЛЮБВИ! Они очень зависимы от меня и от того, что НЭ так сильны и контраст между беспокойством, когда я отклоняюсь от курса, и удовлетворением и облегчением, когда я на этот курс возвращаюсь, очень велик, они считают, что любят меня. Раз без меня так плохо, раз то, что со мной происходит, может вызвать панику, значит это любовь. Тот же принцип - раз есть ревность, то есть и любовь. А все, что есть на самом деле – это привязанность и зависимость. — 195 —
|