Возвращение в Сад. Путешествие-открытие

Полюбили мы и свою машину, ставшую для нас настоя­щим домом на колесах. Поскольку на радиаторе у нее кра­совались буквы VW, мы дали ей имя Фанни Вондерласт. Она отважно катила по пустыням, наматывая на колеса тысячи миль. Время от времени она то не хотела заводиться, то у нее спускало колесо, и тогда Дэвид лез под капот и ковырял­ся там до тех пор, пока наша старушка не сменяла гнев на милость, либо отправлялся на поиски новой камеры, более или менее подходящей по размеру, и неведомо как прист­раивал ее в дело.

Дэвид был высок, худощав и хорош собой. Он носил очки и симпатичную бороду. Родом он был из богатого интеллек­туального бостонского семейства (его прадед был знамени­тым изобретателем, а дед — известным ботаником), но родился и вырос в Панаме и свободно говорил по-испански. После проведенного в Центральной Америке детства, где игрушками ему служили всевозможные экзотические жи­вотные, он был отправлен в привилегированную частную школу для мальчиков в штате Массачусетс, откуда вела пря­мая дорога в Гарвард. Сам он чувствовал себя наполовину W.A.S.P. (белый, англосакс, протестант), наполовину лати­ноамериканцом, находя это сочетание несколько неловким. Любопытно, что он, как и моя мама, был городским архи­тектором, но в конце концов почувствовал такое разочаро­вание и отупение от общепринятого образа жизни, что не­задолго до нашей встречи бросил работу, жену и сынишку и пустился на поиски того, чего ему недоставало в жизни.

Он был замечательным попутчиком, ибо не только отли­чался умом, образованностью и умением удивляться всему новому, но и был одной из самых творческих личностей из всех, кого я знала. Дэвид находил огромное удовольствие в поиске изобретательных решений любой проблемы, с кото­рой нам приходилось столкнуться (а недостатка в них у нас не было!). Он не только умудрялся держать фургон на ходу (что само по себе немалое достижение), но и готовил немыс­лимо вкусные блюда из всего, что удавалось купить у мест­ных жителей (случалось, выбор был довольно скуден, но зато баклажанов было сколько угодно), вырезал из дерева столовые приборы и постоянно просвещал меня по части местных обычаев, религий, достопримечательностей и так далее.

Дэвид мог быть очень веселым и забавным. Мы часто называли себя семейством мешочников (имея в виду привычку скупать при первой возможности столько провизии, сколько могли унести) — мистер и миссис Мешочник и маленькая Дафна Мешочник.

Обычно мы ехали весь день, время от времени останав­ливаясь в интересных местах. Ближе к закату мы подыски­вали подходящее место для ночлега и отправлялись на по­иски любой провизии, какая подвернется под руку в мест­ной деревушке (иногда за неимением магазина мы обраща­лись прямо к местным крестьянам с предложением купить у них что-нибудь съестное). Затем Дэвид готовил ужин, я мыла посуду, и мы садились за шахматы, ставшие для нас настоящим увлечением. Дэвид играл стремительно и инту­итивно, я же подолгу раздумывала над каждым ходом. Про­игрывать никто из нас не любил, и проигравший потом весь вечер обиженно дулся, стараясь не подавать виду, а победи­тель чувствовал себя виноватым.