Князев неожиданно стал суров. Прожигая повара взглядом, он строго прошептал: - Нельзя расслабляться. Стая не терпит слабых. * * * В тот же вечер из своего офиса на Садовом Князев позвонил по междугородной линии, и у него состоялся следующий разговор: - Здравствуй, сиятельный. - А, это ты, князь? Я ждал. Говори. - Прошу простить, пришлось убрать Жана... - Объясни. - Он продался. У меня другого выхода не было. - Нашумели? - Нет, все хорошо. Участвовали люди проверенные. Только... - Что? - Что-то странное: профессионалы, а плохо стреляли. Хоть и ранили, и скорее всего смертельно, но не убили. - Что, Галилеянин вмешался? - Уверен! Но ничего, все обошлось. Милиция, конечно, видела, что Жан еще жив, но они и сами за ним давно и безуспешно охотились и очень хотели, чтобы этот авторитет навсегда вышел из игры. Я так и предполагал и потому неприятностей со стороны милиции не ожидал. Нужно было видеть картину: и у меня, и у них руки чесались, но не будешь же при всех добивать. - И? - Мы поняли друг друга и сделали вид, что Жан уже труп. Врачей со "скорой" не подпустили. Акт освидетельствования составил эмведешный медэксперт. Милиция забрала Жана на труповозке в морг. Он там от ран и холода до утра околеет. Записали его на меня. Я им свой депутатский мандат предъявил. Завтра труп заберу, и концы в воду. Для удобства я попросил, чтобы они Жана в морг на Октябрьское поле доставили, благо от "Охоты" было недалеко. Там и Василиса валяется. Утром я за этой теплой парочкой съезжу. - Береги себя, князь, и будь осторожен. Ты горячишься. Нужно быть холоднее. Обезвредить следовало не Жана, а парня-уголовника. Чего проще? От него все зло. Эту эпидемию пора бы уже остановить. - Так ведь я и хотел, а Жан отказался его убивать. Продался! Он бы мне помешать мог, а теперь у меня руки развязаны. — 147 —
|