«Они сами скажут подробнее. Может быть, я что‑нибудь и перепутал...» О том, как прибор хотел выбросить, не сказал. Хочу вычеркнуть, а нельзя. Было. Но пусть останется при мне. Алла тоже будет молчать. — Вот и все. — Как их состояние? Степень тяжести поражения? Такое‑то и такое‑то. Безнадежно. Живы только благодаря нашему интенсивному лечению — наркозу, искусственному дыханию. — Документация какая‑нибудь у вас есть? — Не понял. — Чертежи камеры, акты испытаний, результаты исследования, истории болезни. — У меня нет. Это у Виктора, у Олега. Какие испытания? Да, забыл... Описал, как испытывали искрой, вольтовой дугой... «Ничего не случилось, и мы успокоились...» — Принимали ли пожарники, котлонадзор? Был ли ответственный за технику безопасности? — Что? Нет, не принимали. Я не знал. Не было ответственного. Пожарники. Котлонадзор. Техника безопасности. Никогда в больнице они ничего не принимали. Тоже — есть баллоны с кислородом, рентген с высоким напряжением, всякая электрика... Нет, никогда не слыхал. — Проходили ли освидетельствование участники опытов? — Да. Их смотрел отоларинголог. Поскольку все были врачи, то о своих болезнях знали, и кто сомневался — не шли. Противопоказания в камере были объявлены. — Документировались ли результаты осмотров? — Зачем? Мы же всех знаем. Кому нельзя — не пускали. Неужели это главное? Акты, записи? Разве от этого они погибли, Надя, Алеша? Ведь совсем другое... Нет, не буду говорить. Он знает, что делает. Ты — подследственный. Отвечай, что спрашивают. — Причина, видимо, в приборе, в оксигемометре. Это я его разрешил поставить. Без него опыты потеряли бы много ценного. А я по глупости не догадался, что в кислороде всякий прибор опасен. И никто мне это не подсказал. Не мог утерпеть, чтобы не пожаловаться. «Не подсказал». Слабость... Нет, не герой... — Пойдемте посмотрим место аварии. И прошу вас, скажите, чтобы принесли всю документацию на камеру и на опыты. Пошли. Как мне не хочется идти туда... Иду вперед. Лучше через двор, чтобы не встречаться. — Вот наша камера. Встал в сторонке. Все здесь как было. Вода после тушения, какие‑то обгорелые предметы, выброшенные, когда мешали. Валяется оторванный предохранительный клапан. Стрелка манометра дошла до предела и там застряла. На боках камеры — сгоревшая краска. (Почему в голубой цвет?) Он открыл дверцу, заглянул внутрь. Потом закрыл, попробовал винты. Подошел какой‑то товарищ, видимо, его помощник. — 162 —
|