Имагинатор

— Послушай, а это не впечатлительность твоя как отклик на слова Сафона о том, что многие силы природы проявляют признаки разумности? Ты, например, услышала капельку дождя и подумала, что ее стук имеет какое-то символическое значение.

— Я о подобных воззрениях и слышала, и читала давно, но ничего подобного со мной не случалось. Я полагаю, что и Дядек здесь ни причем.

— Дядек, может, и ни причем, а вот Запредельный... — Я осекся, словно со стороны услышав свой не слишком удачливый каламбур, отозвавшийся, как мне показалось, тихим эхом.

— И знаешь, какую я вещь обнаружила? — приглушенно прокатился по проводу голос Оксаны.

— Какую же?

— Наутро пошла выносить мусор, а у двери моей прямо на пороге — листок бумаги, сложенный пополам. Поднимаю, а там нелепость какая-то печатными буквами: «Призрачное должно стать прозрачным».

Мне померещилось, что легкий, едва уловимый ветерок мягко подтолкнул меня в спину. В ту же минуту наша связь прервалась. Последующие попытки соединиться с номером Оксаны были безуспешны.

Вскоре, однако, прояснившаяся причина прерванного разговора оказалась обыденной — небольшая авария на телефонной станции. Я снова позвонил Оксане, но ее уже не застал.

Я быстро собрал дорожную сумку и уехал в Белоархейск — буквально на пару дней, по делам.

Однако, уже в пути я начал замечать, что испытываю определенное волнение. Во-первых, оставалось неясным, что произошло с Оксаной. Во-вторых, непонятна вообше вся эта ситуация с ночными наваждениями, приключившимися с нами обоими, хотя и в разных местах. В-третьих, ощущение незавершенности довольно пренеприятная штука, а события, случившиеся накануне, оставляли именно такое ощущение.

Я ехал в Белоархейск, мимо проплывали пейзажи, распластанные ландшафты раскрывали свои плоскости навстречу моему движению. Я поглощал пространство, но безвестность поглощала меня. И было в этой безвестности что-то тоскливое.

Я быстро завершил свои дела. У меня еще оставалось много до отправления поезда времени, которое я решил посвятить прогулке по городу. Я медленно бродил по исхоженным мною, выученным наизусть, улицам и паркам. В тихой и медлительной задумчивости постоял под старыми часами, что на главной площади и вдоль трамвайных путей побрел к собору. Белоархейцы собор свой чтут благоговейно и трепетно, исправно справляют службы и методично ссужают пожертвования. В этот же раз не было никаких поводов для величественной пышности и торжеств, а потому я, поднявшись по высоким ступенькам крутой белокаменной лесенки, вошел в гулкий полусумрак затаившихся сводов. Святые лики тускло мерцали со стен в отблесках свечек и выглядели строго. Я приблизился к лавочке с реквизитами и приобрел две изжелта сальные свечки, затем направился к иконе Спасителя. Запалив свечи, я аккуратно пристроил их в узких чашечках подсвечников. Свечки вспыхнули, изогнулись, с треском выстрелив искорками, дали черную копоть и покрылись обильной испариной.