Феноменология Души

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан

Жизнь и свободу заслужил…

Перевод Пастернака считается более точно передающим мелодику стиха Гёте, но перевод Холодковского точнее передает смысл. И вот сравните два места:

Каждый день идет за них на бой (у Холодковского)

Лишь только тот, кто бой за жизнь изведал (Пастернак)

На мой взгляд – колоссальная разница. Можно лишь раз изведать бой и починать на лаврах, но совсем иное дело идти на бой каждый день! Более точный перевод «Фауста» дает нам гениальную идею: непрекращающейся битвы – мы все время попадаем по множеству различных аспектов жизни в ту или иную жесткую доминанту. И задача того, кто идет по своему пути не останавливаясь и не залипая ни на чем, замечать и вытаскивать себя из вновь и вновь образующихся залипаний и жестких доминант в самых разных сферах жизни!

Вот она – борьба, опасность, удача, поражение – эти взрослые категории. Категории авантюрной жизни. Авантюрной потому, что жизнь не имеет никаких гарантий. Мы ждем от неё гарантий, полагаемся на юристов, законодательство, врачей, ещё что-то, но гарантий нет! Жизнь – авантюра, это сомнительное предприятие, в котором нас с равной вероятностью ждет и удача и поражение. И все, что нам остается – это борьба, бой за жизнь, о котором говорит Фауст. И эта задача безмерно велика, она требует огромнейших усилий. Каждый миг этого осмысленного, освященного великой целью внутреннего труда достоин возвеличивания.

В этот момент, когда он произносит этот монолог, он так же произносит роковые слова «остановись мгновенье». Мефистофель вправе считать их отказом от дальнейшего стремления к бесконечной цели. Он вправе прервать жизнь Фауста согласно их старому договору. Фауст умирает, и в этом есть колоссальный смысл. Познав ценность борьбы, бросив вызов богам, людям, пройдя через эти противоречия, он приходит к конечности своей жизни. Постигает е конечность. Жизнь не может быть бесконечной, она находит свое завершение и свой смысл – смерть. Но по сути Фауст не побежден. По сути, не побежден тот, который подобно Фаусту способен найти этот смысл, потому что это упоение мигом не куплено ценой отказа от непрерывного совершенствования человечества и человека. Настоящее и будущее здесь сливаются в некоем высшем единстве. У Фауста как бы две души, как и у каждого из нас: созерцательная и действенная. И эти две души воссоединяются. В самом начале трагедии, когда Фауст садился переводить библию, он решил перевести первые строки Евангелия от Ионанна не «в начале было слово», а «в начале было дело». Очень мудро, на мой взгляд. Это дело и привело Фауста к познанию высшей цели человеческого развития. И та тяга, к отрицанию, которую Фауст, как и любой из нас – осознайте это – любой из нас имеет через родовые корни, через процесс рождения и родовую травму, через травму появления образа я (раскол на «Я» и «Образ Я», который мы будем изучать вместе с философско-психоаналитической системой Жака Лакана). Мы все имеем это отрицание, мы все сопричастны Люциферу, так или иначе. Отрицать это бесполезно. Каждого из нас, если бы мы жили в средние века, включая папу римского, патриарха всея Руси, Далай-Ламу и проч., можно было бы сжечь на костре, как сопричастного Люциферу. Как имеющего тягу к отрицанию. Возможно, по легенде, Будда эту тягу преодолел, интегрировав все противоречия и войдя в состояние нирваны, но это состояние тоже странное. И думаю, что нирвана – та же сансара, все-таки.