|
– Я не мастер также говорить с тобой, как ты говоришь мне, мои руки привыкли к труду, но то, что я слышу, волнует сердце. Объясни, что еще ты видишь? – Люди лживы, неискренни. Они прячут в себе, глубоко в себе свой страх, свои слабости. Они прячут свое уродство, а прославляют свою силу, кричат о ней вокруг. Это кажется таким естественным, но вот что происходит: то, что безобразно начинает давать плоды, начинает плодоносить в их сердцах. А то, что действительно было силой – развеивается по ветру. И сколько бы это не зарывали, и как глубоко бы это ни зарывали – оно только укрепляет корни, и продолжает расти и крепнуть, давая все больше плодов. А милость развеивается. Чудесное теряется, прекрасное растрачивается на бесполезную демонстрацию, на фетиш. Сила дерева – в его корне, но корень никто не видит, корень спрятан в земле. Затем, когда сила льет через край, ее становится заметно в виде цветов и плодов, виде аромата и благоухания, прохладной тени цветущей кроны. Сила рождает прекрасное продолжение. А люди все перепутали, они зарывают в своем сердце лицемерие. Каковы же плоды?.. Сорняки мира. Моя задача быть собой: посадить в своем сердце силу и наслаждаться ее плодами. Вот почему я не могу идти иным путем, ведь моя сила – новое видение жизни, которое я передам через краски и холст. – Хорошо, что так. Но на что же ты будешь жить? Где найдешь работу? Я по возможности поддержу тебя, Саша, но ты же знаешь: отец деньги считает, многого сделать для твоей мечты я не в силах, увы. – Спасибо за помощь, Дмитрий. Ты услышал меня – это главнее денег. Будущее само позаботится о себе, мне незачем делать его работу. К чему тревожиться сейчас? Если мне дан настоящий дар, значит тот, кто дал его позаботится обо мне. Вместе с мечтами мы получаем все силы, любую поддержку вселенной. Я не верю в это, незачем верить тому, кто знает. Я знаю: жизнь кормит меня так же, как и дышит во мне. Жизнь присутствует во мне. Пусть она будет естественна, без моего беспокойства по поводу денег. И щеки старшего брата покрылись двумя блестящими дорожками слез, словно ледяные горки для катания на санках блестели на заснеженном склоне. Лицо было белым, а глаза, чуть покрасневшие и припухшие, плакали и улыбались добротой. Задался вечер, когда они, взявшись за руки, возвращались домой. И снизошел такой покой, такая благодать на этих уже взрослых детей, что даже полевые комары, чувствуя за дюжину метров его волну, облетали ребят стороной. Природа хранила юные сердца для вершения своих замыслов. — 8 —
|