|
Машенька, дочь князя, также любила проводить время в библиотеке отца, под самой крышей. Она подолгу отдавала себя книгам, находя в том свою страсть к познанию жизни. Маша мечтала за книгами, иной раз смеялась или плакала с книгой в руках, а бывало так, что сидела неподвижно, застыв статуей на несколько часов, смотря в слово, но, не понимая, о чем же она читает, и что хотел сказать автор этим словом. Так она погружалась в свои миры. С некоторых пор, когда Александр стал работать в «небесной» мастерской, Маша приходила в библиотеку как обычно, утопала в креслах с книгами, но ничего не читала. Она делала вид, что внимательно читает, что погружена в роман, но сама пристально следила за каждым взмахом кисти художника, затаив дыхание, чтобы не выдать себя. Прикрывая лицо книгой, она так увлекалась наблюдением за Сашиной работой, что не замечала, как от теплого дыхания страница намокала, а буквы немного расплывались. Однажды, Саша заметил, как пытливые карие глаза следят за ним из-за книги. Улыбнувшись, он не придал этому значения, но мысль не оставляла его. Вечером, когда он почувствовал усталость и направился спать, память возвращала его к тому светящемуся из кресла взгляду. Вновь и вновь он думал об этом, а сон так и не приходил. Он уснул под утро и проспал десять часов кряду. В тот день князь уехал к своему шурину, полковнику Городецкому, желая навестить его семью. Маша оставалась дома. Она сама решила дать Александру завтрак. С подносом, на котором симметрично были сервированы утренний кофе и тоненькие обжаренные кукурузные булочки с маслом и икрой, она подошла к комнате Александра и постучала в дверь: – Можно войти? Я принесла вам завтрак, Саша. – Входите, доброе утро! – Уже вторая половина дня, вы все проспали. Разве можно так много работать? Я заметила: вы безразличны к удобствам и покою, вовсе не щадите себя в работе. – Ах, да… день, – рассеянно ответил он, а потом почему-то решил рассказать Маше немного больше и добавил, – Необходимо жертвовать чем-то ради чего-то. Это просто обмен одного на другое. Я не ем и не пью, но много пишу, потому что это и есть моя еда и мое питье. Если ничем не жертвовать, то ничего и не приобрести. Необходимо пожертвовать драгоценным, пожертвовать им надолго, пожертвовать многим. Когда дело, ради которого все приносится в жертву исполнено, тогда отречения, лишения и жертвы более не нужны. Тогда я буду волен иметь всё, что хочу. Не будет больше никаких законов, кроме меня самого. — 30 —
|