|
Мы бросились на пол, но стрел больше не последовало. Я посмотрел на Скрягу Шэня и пощупал пульс. Сердце еще билось, но едва заметно. - Это ловушка,- прошептал мне на ухо Ли Као.- Акустика в тоннелях позволяет слышать, что говорят даже в самых отдаленных уголках, и когда мы упомянули правителя, монахи в черном тайком пробрались сюда и подложили арбалет. Он осторожно поднял факел, поводил им вокруг и в конце концов увидел, что искал. Арбалет был искусно спрятан в стене на противоположной стороне пещеры и нацелен точно на середину проход". - Вот только почему один? Всего один,- пробормотал мастер Ли и пощупал рукой под камнем, на который наступил Скряга Шэнь. Под ним оказался железный стержень, уходящий глубоко вниз.-Десятый Бык, видишь тот большой белый камень? Он слегка приподнят, и я готов поспорить, что, убегая, мы бы непременно наступили на него. Я поднял беднягу Шэня, мы на цыпочках обошли злосчастный камень и вышли в главный тоннель. Опасность миновала. Ли Као взял несколько булыжников и стал швырять их, пытаясь попасть в большой плоский камень. С третьей попытки булыжник коснулся мишени, и тут же огромная часть свода пещеры с грохотом обрушилась вниз. Поднялась туча пыли, и окажись мы в этот момент там, нас бы раздавило, как муравьев. - Говори как можно тише,- прошептал Ли Као мне в самое ухо.- Монахи наверняка поджидают нас. Позади. Остается идти дальше и надеяться на удачу. Он пошел вперед, держа в одной руке факел, а в другой сжимая нож. Тоннель вел вверх, и прелестная музыка колоколов становилась все тише. Лишь потрескивал факел, да наши сандалии шлепали по каменному полу. Скряга Шэнь застонал. Он открыл глаза, но не узнал нас. Мы остановились, и я посадил его на землю, прислонив спиной к стене. Ли Као наклонился над умирающим. - Вы священник? Мою дочурку убил правитель Цинь, и мне сказали, надо послать ей молитву, но я не умею писать. - Да, я - священник,- тихо ответил Ли Као.- Я запишу твою молитву. Говори. Губы бедняги беззвучно задвигались, и я понял, что он репетирует. Наконец, наш друг собрался с духом, хотя это и требовало невероятных усилий: - О, велико мое горе. Тебя зовут А Чэнь, и когда ты родилась, я не слишком обрадовался. Я крестьянин и больше хотел сына, который бы помогал мне работать в поле. Но не прошло и года, как ты покорила меня. У тебя резались зубки. Ты говорила "мама" и "папа". Когда тебе исполнилось три, ты, бывало, подбежишь к двери, постучишь — 118 —
|