Воспоминания о Рамане Махарши

Мне понадобилось три – четыре года, чтобы зерно безмолвия, зароненное во мне Бхагаваном, проросло и стало, если можно так выразиться, «моим собственным». Бхагаван никогда не поощрял в людях веру в то, что «личность» может осознать истину. Личность может исчезнуть, позволив истине воссиять, а может остаться и ощущать собственную ограниченность и страдание. Бхагаван советовал нам проверить это путем вопрошания – задавать себе вопросы вроде «Кто хочет осознать? Кто ощущает восторг, кто чувствует себя несчастным? Кто ощущает гнев, кто чувствует себя желанным или нежеланным?» Смысл этого был не в том, чтобы найти личность, испытывающую все эти чувства и эмоции, – эти вопросы нужны для того, чтобы осознать, что эта личность не существует и никогда не существовала.

Оглядываясь назад, я могу сделать бескомпромиссное заявление, что Бхагаван никогда ничего мне не давал, несмотря на то, что я пришел к нему как нищий бродяга, просящий милостыню. Когда я пришел, считая себя бедным, нуждающимся в помощи человеком, он лишь показал мне, что на самом деле я больше, чем миллионер. Он показал мне, что Я – источник всего.

Бхагаван никогда ни о чем меня не просил, даже о любви или уважении. Я долгое время считал, что между нами произошел обмен – я отдал ему свое сердце, а он в ответ на это – свою любовь. Теперь я думаю, что даже это было иллюзией. Не было такого, чтобы он принял мое подношение, а в обмен на него дал мне любовь. Он оставался таким, каким был всегда и каким является вовеки – ничего не желающим, ничего не дающим; но при этом в его присутствии происходит борьба между иллюзией и истиной, и в этой борьбе иллюзия не в состоянии удержаться. Не думаю, что Бхагаван хотел, чтобы я изменился – он принимал меня таким, какой я есть. Трансформация, произошедшая в его присутствии, случилась сама по себе, а не потому, что он возжелал этого или изъявил на то свою волю. Тьма была явлена свету и перестала быть тьмой. Свет не желает этого, не организует это. Он просто выражает свою природу. Эх, если вы спросите меня, как все это происходило, я отвечу: «Не знаю».

Когда я вспоминаю эту встречу и пытаюсь подобрать слова, чтобы описать произошедшее, у меня, как правило, ничего не получается – однако когда я просматриваю свои воспоминания, ко мне вновь и вновь приходит образ чего-то такого, что я могу назвать только «сияющей уверенностью». Бхагаван абсолютно точно знал, кем и чем он является. Будучи в этом состоянии, частичка этой его убежденности, этого высшего знания передавалась тем, кто был рядом с ним. Она прорвалась сквозь мои страхи и желания, и я смог отказаться от стремления улучшить воображаемого «себя».