|
С этой проблемой я сталкиваюсь каждый раз, когда начинаю говорить или писать о Бхагаване. Настоящий Рамана Махарши невообразим, и потому неописуем. Например, кто может по-настоящему описать счастье? Мы можем пережить мгновение чистой, ничем не омраченной радости, но когда начинаем описывать ее, снова возвращаемся к своему эго. Мы используем свою память и свой ум, чтобы вспомнить мгновение, которое уже минуло. Послевкусие этого счастливого мгновения может оставаться в уме (и даже в теле), но все же мы передаем словами то, что было нашим переживанием, – а оно не было ни умственным, ни словесным. Могу сказать, что мое переживание Бхагавана было чистым счастьем, но не могу передать словами это истинное ощущение бытия в настоящем моменте, в абсолютном сейчасье. Я несколько месяцев провел в присутствии, казалось бы, хрупкого, старого, умирающего человека, бессильно лежавшего на диване. Все мы любили эту форму и дорожили ею, но также знали, что она – лишь сверкающий бриллиант, отражающий свет, которым в действительности являлся Бхагаван. Чистый свет его состояния реальности, в котором отсутствует эго, был невообразим, он был за пределами любых словесных описаний, а значит я могу описать лишь бледную тень настоящего Бхагавана. Когда я только приехал, я всего этого не понимал. Для меня он был просто святым человеком, и мне хотелось сравнивать его с Иисусом или Буддой. Но Иисус и Будда были образами в моей голове, сформированными на основе верований, на которых я вырос, и на историях, которые я слышал и читал. Шри Рамана Махарши с той самой секунды, как я его увидел, был чем угодно, но только не образом в моей голове. Он был бомбой, взорвавшей весь миф, которым была моя жизнь. Его взгляд испепелил все ложные представления, которые я копил тысячелетиями. В его присутствии проявилась реальность, и в свете этой непосредственно переживаемой истины ложные идеи просто исчезли – стало видно, что они ложны, бесполезны и являются причиной нескончаемых страданий. На момент первой встречи с Бхагаваном я считал себя человеком духовным, так как много лет читал, практиковал и медитировал. Один взгляд Бхагавана показал мне, что это была не духовность – просто ум ставил сам себе воображаемые проблемы и затем, упиваясь собственной значимостью, искал для них решения. Я практиковал вопрошание себя еще до того, как встретил Бхагавана, но когда я делал это, у меня было чувство, будто я сражаюсь со своим умом. Бхагаван не отговаривал меня от этой практики, однако его сострадательный и временами удивленный взгляд говорил мне: «Почему ты думаешь, что ты – личность, у которой есть проблемы и вопросы?» — 235 —
|