– Каких врагов? Андрей Климович?! – Да кому такие люди нужны, вы сообразите! Вы думаете, только вам неприятности, семейное дело? Вот она пообедала, а посуда стоит, а она, дрянь такая, вместо того, чтобы после себя убрать, чем занимается? Барахлишко вам в лицо кидает? А вы его заработали своим честным трудом! К вам у нее такое чувство, а к Советской власти какое? А она же и комсомолка, наверное. Комсомолка? – Комсомолка! Ну, так что? Андрей Климович оглянулся. В дверях стояла Тамара, смотрела на Андрея Климовича презрительно и покачивала головой. – Комсомолка? А вот интересно, я посмотрел бы, как ты посуду помоешь, тряпичная твоя душа! Тамара на посуду не глянула. Она не могла оторвать от Андрея Климовича ненавидящего взгляда. – Ты обедала? – кивнул он на стол. – Это не ваше дело, – сказала Тамара гордо. – А какое вы имеете право ругаться? – Комсомолка! Ха! Я в восемнадцатом году комсомольцем был и таких барынь, как ты, видел. – Не ругайтесь, я вам говорю! Барынь! Может быть, я больше всего работаю. Тамара повернулась к гостю плечом. Какую-нибудь секунду они смотрели друг на друга сердитыми глазами. Но Андрей Климович вдруг обмяк, развел руками и сощурил ехидные глазки: – Добром тебя прошу, сделай для меня, старого партизана, удовольствие: помой! В лице Тамары зародилась улыбка и сразу же приняла презрительное выражение. Она бросила мгновенный взгляд на притихшую мать, такой же взгляд на платья, лежавшие в кресле. – А? Давай вместе. Ты будешь мыть, а я примус налажу. Ты же все равно не сумеешь. Тамара быстро подошла к столу и начала собирать тарелки. Лицо у нее было каменное. Даже глаза прикрыла, чуть-чуть вздрагивали красивые, темные ресницы. Андрей Климович даже рот приоткрыл: – Вот молодец! – Не ваше дело, – хрипло прошептала Тамара. – неужели помоешь? Она сказала так же тихо, как будто про себя, проходя в спальню: – Халат надену. Она скрылась в спальне. Вера Игнатьевна смотрела на гостя во все глаза и не узнавала. Куда девался Андрей Климович, любитель книги, человек с кудрявыми усами и нежной улыбкой. Посреди комнаты стоял коренастый, грубовато-занозистый и властный человек, стоял фрезеровщик Сам-Стоянов. Он по-медвежьи и в то же время хитро оглядывался на спальню и крякал по-стариковски: – Ах ты, чертово зелье! Не ругайтесь! Вот я тебя возьму в работу! Он начал засучивать рукава. Тамара быстро вышла из спальни в спецовке, глянула на Стоянова вызывающе: – Вы думаете, только вы умеете все делать? Тоже: рабочий класс! Воображаете! Вы сами не умеете мыть посуду, дома жена моет, а вы тоже барином. — 195 —
|