|
– Ты и сегодня не была в институте? – спросила Вера Игнатьевна. Тамара подвинулась к окну и сказала печально, глядя на улицу. – Нет. – Почему ты не ходишь в институт? – Мне в чем ходить в институт, – Тамарочка, но что же делать? – Ты знаешь, что надо делать. – Ты все о туфлях? – О туфлях. Тамара повернулась к матери и заговорила быстро и громко. – Ты хочешь, чтобы я ходила в розовых туфлях и в коричневом платье? Ты хочешь, чтобы я смешила людей. Да? Ты этого хочешь? Так и говори прямо. – Тамарочка, но ведь у тебя есть и другие платья. И есть черные туфельки. Они, конечно, старые, но целые. И неужели все ваши студенты так строго наблюдают цвета? – Черные? Черные туфли? Тамара бросилась к серому шкафчику и возвратилась оттуда с черной туфелькой в руках. Она возмущенно протянула ее к лицу матери: – В этом ходить? Это, по-твоему, обувь? А может, по-твоему, это не заплата? А здесь, по-твоему, не зашито? – Да ты посмотри, в каких я хожу! Тамарочка! Вера Игнатьевна произнесла это несмело, с самым дружеским оттенком доверия. Она хотела по возможности смягчить упрек. Но Тамара никакого упрека не заметила, она обратила внимание только на нелогичность сравнения: – Ну, что ты говоришь, мама? Что же, я должна одеваться так, как ты? Ты свое отжила, а я молодая, я хочу жить! – Я была молодая, я гораздо больше тебя нуждалась. Я часто и спать ложилась голодная. – Ну! Пошла! Почем я знаю, что там у вас было и почему вы голодали? То было при царизме, какое мне дело! А теперь совсем другие! И родители теперь должны для детей жить, это все знают, только у нас почему-то не знают. А когда я буду старая, так я не буду жалеть для дочери! Тамара стояла, опершись на стол, говорила по-прежнему быстро, размахивала туфелькой, но не видала ни ее, ни матери. В ее глазах и в ее голосе начинали кипеть слезы. Она остановилась, чтобы передохнуть, и в это время Вера Игнатьевна успела сказать: – Неужели уж я такая старая, что все должна отдавать тебе, а сама ходить в этих опорках? – А я разве заставляю тебя ходить в опорках? Ходи, в чем хочешь, а меня не выставляй на посмешище! Небось, как себе, так шьешь новое платье! Шьешь. Себе так все можно, а мне так нельзя? Ты же шьешь себе шелковое платье? – Шью. – Вот видишь? Я так и знала! Сама ты можешь наряжаться. Перед кем тебе наряжаться? Перед кем? Перед отцом, да? – Тамара! У тебя же есть платье! – А ты не могла продать? Можно коричневое продать. А у тебя какого цвета эта… премия? Какого? — 193 —
|